— Ну, за что пьем? — опустившись напротив, нерешительно спросил крот.
— За долгую жизнь нашей славной компании.
— Оксюморон, — не поддержал мой порыв Алик. — Бухать спиртное, подрывающее здоровье, чтобы жить долго. Все равно, что умереть от обжорства, только бы не загнуться от голода. Придумывают же алкоголики тосты!
— Булыжник в мой огород, святой трезвенник?
Что послужило поводом распечатать бутылку, так и осталось невыясненным. Стукнувшись сминающимися стаканчиками, мы выпили эти скупердяйские два глотка и принялись укладывать пластики сыра на крекеры. Алик убрал бутылку под стол, откуда я ее следом выудила и плеснула своей рукой-владыкой еще по чуть-чуть. Как ни странно, крот не отказался. Знаю, в душе он торжествовал. Столько открытий за один день! Такой прогресс, такие сложные задачки! Ничего не могу возразить. Он сообразителен. Еще как! В особенности, что касается книги.
Блин! Мне иглой впилась в висок не принятая во внимание фраза, которую обронил Женька в нашу последнюю встречу. И почему она сразу не удивила меня? А ведь он, ничего не знавший ни о книге, ни о моем перевоплощении, шепнул тогда на ухо: «Ты погубишь меня, Элпис»! Тогда я пребывала в шкуре этой ведьмы и восприняла это как должное!
— Скажи, тебе что, по приколу наблюдать за нашей подвыпившей компанией? Поэтому ты не пьешь на гулянках?
— О да, это очень занимательно. Столько открывается неизведанных сторон у людей, которых знаешь совсем другими. Есть хоть что после вспомнить.
— Извращенец, — с набитым ртом пробурчала я, собирая с футболки осыпавшие меня крекерные крошки.
— Шучу! — рассмеявшись, решил реабилитироваться крот. — Просто я не пьянею даже от большого количества выпитого. Какой смысл тогда пить? Одно жуткое похмелье и ничего больше.
— Серьезно? Докажи! Давай-давай, не то не поверю, что ты не маньяк, который пользуется нетрезвым состоянием людей для сомнительных целей!
— Надя! — накрыв ладонью свой стаканчик, вознегодовал Алик. — Перестань. Да-да, я тебя уважаю! Но пить не буду.
— Надо, Али, надо! Во спасение своей репутации.
— Это дорогой коньяк. Негоже его тратить таким образом.
— Не отвертишься. Скину пятьдесят баксов за книгу.
— Ну-у… — замялся Алик, все еще отодвигая стакан.
— Сто! Тебе она достанется за девятьсот.
— Ладно, — вздохнув и махнув рукой, решился крот.
А он и впрямь не пьянеет. После трех стаканов меня уже можно было выносить вперед копытами, обламывая рогами дверные откосы. А у крота только глаза стали блестеть и щеки приобрели нормальный живой оттенок. Даже язык не заплетался! Я же добиваю только десятый глоток и чувствую, что съезжаю со стула. И поняла я это, потому что Алик начал казаться мне все симпатичнее. Или он и впрямь менялся? Никогда не встречала мужика, которого бы так красил выпитый коньяк! Только вот выпитый мною или им?
— Хватит, Надя! — взмолился Алик, когда я, расплескав по столу, наполнила его стакан в пятый раз. — Мучитель! Э-э, ты что делаешь? Оставь в покое мои очки. Надя…
— Последний, обещаю, — взгромоздившись на упершегося в спинку стула Алика, заверила я, сунув ему стакан. — Чтобы закрепить свою безупречную репутацию.
— Надеюсь, после этого ты соизволишь слезть с меня? Тяжелая!
Я резко кивнула, едва не огрев лбом Алика по очкам. Ради сохранности я их сняла и бросила на столик. Собравшись с силами, крот разделался с последней порцией.
— Слезь с меня, Надя. Не надо сокращать дистанцию.
— Я жду результата, — не собираясь отставать от него, оправдала я свое пребывание на его коленях.
— Подожди его на стуле. Мне не по душе эта пусть и временная двусмысленность положения наших вполне ясных отношений, не подразумевающих чего-то большего.
Мне понадобилось время, чтобы осмыслить сказанное. Крот будто специально демонстрировал свое умение трезво мыслить после стольких стаканов выпитого. Короче, языком он ворочал быстрее, чем я мозгами.
— Если в наших отношениях все предельно ясно, чего тогда нервничать? — прошептала я и поцеловала его в щеку, показавшуюся мне гладкой и прохладной, как глянцевый журнал. — Не подразумевая чего-то большего, скажи как друг, ты считаешь меня привлекательной девушкой?
— Ты ждешь комплимента или правды?
— Правдивого комплимента.
— Ты безобразно пьяная, но при этом милая.
Да уж, умеют кроты польстить барышням! Интересно, своим мистейкам Алик хоть раз сказал что-нибудь приятное, прежде чем позволил уложить себя в кровать? Тьфу, ну о чем я только думаю! Какая пошлятина поднимается на облаке коньячных испарений!
От моих неуместных домогательств Алика спас его мобильник, зазвонивший в соседней комнате. Крот вышел и с кем-то разговаривал, а я решила вернуть на место паспорт, пока он его не хватился. Подойдя к полке с журналами, спортивными газетами и прочей ерундой, я сунула паспорт в открытую папку. На глаза попался знакомый предмет. Брелок в виде маленьких весов на цепочке. Я оглянулась на дверь, за которой скрылся Алик, так как в подвале сотовый плохо работал, и осторожно вытянула эту безделушку. На ней было кольцо с четырьмя ключами. Меня будто обдало ледяной водой. Я смотрела и не верила самой себе, а в голове уже бушевал ураган безумных мыслей.
Это были ключи Либры. Один от дома родителей, второй – от квартиры Марьи Сергеевны, третий – от подвала Алика. А четвертым был ключ от пустующей хаты ее бабки! Все то, на чем зиждилась непричастность Алика к случившему, рассыпалось прахом. Мои предположения и опасения, бившиеся лбами в закрытую дверь, кубарем ввалились внутрь. И начали строчить картину происходящего в ту ночь.
Алик позвонил своей подружке раньше, потом наткнулся на тетю Глашу и при ней заскочил в квартиру, но позже отправился к дому Либриной бабки. Алика Русалка считала ничтожным и, наверное, подумала, что может запросто с ним справиться. И просчиталась, понадеявшись на свои силы. Крот сделал то, зачем явился, потом воткнул в замок связку каких-нибудь левых ключей, а сам взял эти. Никому и в голову не придет, что дверь была закрыта не изнутри, а снаружи. Вот и все. Несчастный случай, во всем повинна дьявольская книга.
Одной мне ведомо, что я испытала за эти несколько показавшихся вечностью минут! Я трясущимися руками затолкала связку в карман и повернулась к вернувшемуся Алику, не представляя, как выгляжу со стороны. Похоже, он заметил произошедшие со мной перемены, потому что странно глянул в мою сторону, повертев в пальцах телефон.
— Что с тобой? — спросил он, пройдя к столу.
— Ничего! — фальшиво улыбнулась я, чувствуя, как трясутся ноги от одного вида кротовой настороженности. — Я совсем забыла о времени! Мне пора идти!
Единственное, о чем я думала, это как поскорее выбраться из подвала. Подхватив книжку, я помахала опешившему Алику и выбежала в подъезд. На улице уже стемнело, но небо было светлым, и я хваталась за блеклые звезды, умоляя дать силы преодолеть тошнотворную слабость. Никак не могла разорвать оковы страха. Я порывалась побежать через площадь, мимо толп гуляющей молодежи. Но с трудом передвигала ногами, устало плетясь сквозь мрак и пелену горячих слез. Кое-как дойдя до дома, встреченная беснующимся Пешкой, я села в прихожей и сжала в одной руке книгу, а в другой – ключи. Потом положила их на пол и набрала номер Кости. Ждала-ждала, но он так и не ответил.
Отправив сообщение с просьбой перезвонить, взяла шило и пошла выгуливать Пешку. В каждом прохожем мне мерещился Алик. Казалось, меня пасут, внимательно наблюдая со стороны. Я не знала, что делать дальше. Это была всеохватывающая растерянность.
Могу ли я доказать, что Алик причастен к несчастью Либры? Посчитают ли связку ключей, найденную в его подвале, уликой? Тем более, сейчас, когда я вынесла ее оттуда? С таким же успехом можно обвинить и меня. Неужели Алик мог все так просчитать? Избавившись от Либры, он позволил мне вернуть себе книгу, чтобы я, напуганная всем происходящим, решилась по доброй воле передать ему ее в нераздельное пользование. Только такой практичности он от меня не ожидал. Не думал, что я буду торговаться и заломлю за нее штуку баксов. Какие шаги он предпримет, когда обнаружит, что ключи пропали? Ведь сразу догадается, что стало причиной моего побега из его берлоги. К тому же, я прихватила его прелесть.