- Спасибо, - тихо произношу я, чувствуя, как тело начинает расслабляться, а веки тяжелеют.
Прим не уходит. Поглаживая меня по волосам, она напевает песенку, которую раньше пела ей я, когда сестра не могла уснуть. Но я проваливаюсь сон, так и не услышав последние строчки.
***
Утром все собираются в ангаре: Хеймитч и Плутарх, Крессида со съемочной группой, Боггс с несколькими солдатами. Все, как в прошлый раз, только теперь рядом со мной Пит. Он держит меня за руку - так нам обоим спокойнее.
Оказалось, по просьбе Плутарха из Капитолия были вывезены все наши наряды - работы Цинны и Порции. Стилисты не преуменьшили роли моего напарника в деле революции и изготовили для него костюм, похожий на мой, но с меньшим количеством деталей. Благодаря им, сейчас мы с Питом напоминаем птиц, нашедших свою пару. Мы - символы революции, сотворенные чужими руками.
Двери лифта открываются, и на площадку выходит Гейл в обычной форме Тринадцатого дистрикта. При виде его я автоматически вытаскиваю свою ладонь из руки Пита. И тут же мне хочется себя ударить. Зачем я это сделала?
Пит ничего не говорит, но вряд ли он считает этот жест простой случайностью. Хотя тут и без лишних слов ясно, что я не хочу открыто демонстрировать наши отношения перед моим другом.
Тем временем, Гейл проходит мимо нас, едва удостоив взглядом, и поднимается по трапу в планолет. Меня пробирает злость. Значит, он и вправду решил игнорировать нас. В таком случае и я не стану жалеть его чувства. Буду вести себя, как захочу.
Порываюсь снова взять Пита за руку, но вовремя одергиваю себя. Это лишь подтвердит его теорию о том, что я скрываюсь от Гейла. Решаю, что обязательно поговорю с Питом о моем друге, но позже.
- Оружие нам сегодня не понадобится, - сообщает подошедший к нам Боггс. – Вы налегке.
- Хорошо, - я пожимаю плечами.
Мы поднимаемся на борт планолета, и в этот раз я сажусь рядом с Питом. Плутарх опускается в соседнее кресло.
- В Восьмом мы забрали у тебя морник, - он, как и в прошлый раз, достает пузырек с фиолетовыми капсулами.
Я молча забираю свою и прячу в кармашек.
- Пит, это тебе, - капсула достается и моему напарнику.
Он берет ее и, покатав между пальцами, грустно усмехается:.
- Умно.
- Подстраховаться никогда не помешает, - улыбается Плутарх.
Я гневно смотрю на него и, забрав морник из рук Пита, отыскиваю такой же маленький кармашек на его рукаве и прячу туда капсулу.
- Ты сможешь сорвать ее зубами, даже если… - мой голос предательски дрогнул.
Я спокойно могу отнестись к мысли о капсуле в моем рукаве, но теперь она может понадобиться и Питу. Эта мысль позволяет страху овладеть мной. Возможно, совсем скоро мы отправимся в Капитолий, и я не хочу, чтобы когда-нибудь Питу пришлось тянуться к этому кармашку, потеряв возможность защититься.
Прикосновение его руки приводит меня в чувство. Я переплетаю наши пальцы и сжимаю ладонь Пита как можно сильнее.
- Все будет хорошо, - произносит он одними губами.
Я киваю, выдавив слабую улыбку. На мгновение отвожу глаза и встречаю взгляд Гейла. Он быстро отворачивается. Его лицо не выражает никаких эмоций. Я не чувствую вины, только усталое безразличие.
Положив голову Питу на плечо, прикрываю глаза. Скоро мы будем в Двенадцатом.
========== Глава 11 ==========
От наших домов в Деревне победителей веет мёртвой пустотой. Создается жуткое ощущение, будто здесь никто не живет уже много лет - таким мрачным кажется это место. В спешке оставленное открытым окно воет сквозняком, зовет прежних обитателей - нас, но отчего-то кажется, что мы уже никогда не вернемся сюда, чтобы начать жить заново.
Сейчас я стою на том месте, где нас с Питом снимали в начале Тура победителей. Он тогда поскользнулся, и мы упали в снег. Я поцеловала его, но ничего не почувствовала в тот момент. Просто хотела выглядеть как можно убедительней. Дура.
Я прохаживаюсь по тропинке между нашими домами, изредка поглядывая на дверь, за которой минут пятнадцать назад скрылся Пит. Я не иду за ним, не хочу мешать.
Крессида в окружении съемочной группы ходит из стороны в сторону. Она нервничает, ей хочется скорее начать работать, но я попросила дать нам немного времени и запретила включать здесь камеры.
Гейл с мрачным лицом сидит на ступенях дома Хеймитча. За последние полтора часа я не слышала от него ни единого слова.
Наконец, дверь дома Пита открывается, и он с небольшой сумкой в руках.
- Хотел забрать кое-какие вещи, - поясняет Пит, подходя ко мне. – Как думаешь, мы когда-нибудь вернемся сюда?
- Да, когда кончится война, - я гляжу в сторону холмов.
- Если она вообще для нас кончится, - говорит Пит с грустной ухмылкой.
Понимаю, что он прав. Война с Капитолием, может, когда-то и закончится, но это не значит, что мы выживем.
- Готов к съемкам? – спрашиваю я.
Пит улыбается. Конечно, это просто риторический вопрос. Ему не нужно готовиться, чтобы предстать перед камерами. У него это всегда выходит лучше, чем у меня. И я рада, что теперь нас всегда будут снимать вместе. Обычно Пит всегда берет инициативу речи в свои руки, как тогда в Одиннадцатом, чем облегчает мою задачу.
- Хорошо, - я улыбаюсь ему в ответ. – Нужно как можно быстрее убраться отсюда.
Пит берет меня за руку, и мы направляемся в сторону выхода из Деревни победителей.
Мессала спешит забрать сумку из рук Пита, чтобы в кадре не было ничего лишнего. Наши операторы занимают удобную позицию, немного впереди и правее нас. Остальные идут чуть в стороне, чтобы не мешать.
Вся решимость побыстрее закончить съемки куда-то резко исчезает, как только мы оказываемся за пределами нетронутого района. Я чувствую, как с каждым шагом все сильнее напрягается Пит. Крепче сжимаю его руку. Великолепный материал получится: победители Семьдесят четвертых Голодных игр, несчастные влюбленные, посмевшие противостоять власти Капитолия, смотрят на руины своего родного дистрикта.
Нас самих превратили в оружие. Мы воздействуем на эмоции людей. Они жалеют нас, сострадают, и вдохновившись нашими страданиями, запечатленными на камеру, тоже пытаются бороться.
Чем ближе мы подходим к городу, тем ужаснее становится картина. Вокруг сплошь развалины, обломки. Самое страшное, что из центра мало кто выбрался. Люди просто не успели, и теперь ужасный смрад становится этому подтверждением - повсюду тела.
Я спотыкаюсь, и из кучи мусора, припорошенного пеплом и золой, показывается обугленная кость. Хочется кричать от ужаса. Я держусь за Пита так, словно сейчас упаду. Едкий, слегка приторный запах разложения вызывает тошноту. Глаза начинают слезиться.
- Я не могу, - я резко разворачиваюсь в сторону Крессиды.
Пит от неожиданности выпускает мою руку.
- Нам нужно уходить отсюда, я не могу здесь находиться! – перехожу на крик.
- Китнисс, - Пит кладет руки мне на плечи.
Я знаю, что ему тоже нелегко. Возможно, даже в сто раз хуже, чем мне, ведь его семья тоже где-то среди этих несчастных людей.
- Это я, это моя вина! Все эти смерти на моей совести, понимаете? – я начинаю ходить из стороны в сторону, истерично размахивая руками. – Его убила я, - указываю на обезличенные огнем останки людей, - и его, и ее, всех!
Вокруг стоит гробовая тишина. Никто не ожидал от меня такой реакции, ведь я уже была здесь, я все это видела. Но эмоции взяли верх лишь сейчас. Возможно, так на меня действует присутствие Пита. По щекам начинают течь слезы. Я быстро вытираю их рукавом и прикрываю глаза ладонями.
- Китнисс, сколько еще раз тебе повторять, - Пит подходит ко мне и берет мое лицо в свои ладони. – Это не твоя вина. Ты не намеренно стала символом восстания. Тебя выбрали люди. Это война, в войнах всегда есть жертвы. Это цена, которую приходится платить, чтобы обрести свободу.
Он снова это делает. Подбирает правильные слова. Вот он, настоящий голос восстания. Одним предложением он сможет поднять людей и повести их за собой. Я не такая. Все мои способности заключаются лишь в том, чтобы попасть стрелой белке прямо в глаз.