– Она ушла из-за меня?
– Нет, Норман, – ответил Фрэнк, не переставая теребить пуговицу на пижаме.
– Да, папа, да, – всхлипывая, закричал мальчик. – Потому что я – чудовище… Монстр!
– Ну, конечно, нет, Норман. С чего ты взял?
– Я слышал, как мама плакала и кричала: «Я его ненавижу! Он сводит меня с ума!».
– Иногда трудно принять жизнь, малыш.
Часы пробили девять.
– А знаешь, что? Давай-ка мы с тобой пойдем на чердак, и я тебе покажу, что там никого нет?
– Я снова не смогу.
– Попытка не пытка.
В коридоре пахло мореным деревом и легкой сыростью. Чердачная дверь зияла своей черной пастью, и иголки страха впились в затылок мальчика. Фрэнк мягко повернул ручку двери. Норман сжал кулаки и сделал шаг вперед.
Чердак был почти пустой. У двери рассыпавшимися кубиками стояли пыльные коробки со старыми бумагами, пластинками и игрушками Лили.
В густо-синие прямоугольники чердачных окон солнце спускало прозрачные золотистые рукава, в которых медленно кружились пылинки.
В углу, ощерившись, валялись дырявые коньки, устало грустили клюшки, да старенький граммофон мертвецки застыл с открытым ртом.
Больше на чердаке ничего не было.
– Видишь, никакой опасности, – Фрэнк включил свет.
– Вижу. Значит, это только у меня в голове, да?
– Доктор Дюк сказал, что может быть и так.
– Я так хочу, чтобы это прекратилось, папа!
– Прекратится, малыш, – отец, запнувшись, прошел к углу и взял конек. – Мы еще с тобой обязательно погоняем шайбу зимой. Вот только озеро схватит крепкий лед.
Норман кивнул, и уголки его рта тронула улыбка.
Весь день Норман ощущал невыразимый трепет. Сначала он играл, потом смотрел в окно на пестрых уток на озере и мечтал о том моменте, когда они с папой смогут выйти погулять. Утки шныряли туда-сюда – на берег и обратно в воду, а вокруг плясали деревья в своих новых светло-зеленых платьях.
Вечером они поужинали тыквенным супом и жареными отбивными с горошком. Затопили в гостиной камин. Потом отец с сыном сидели в детской и читали сказки.
Когда часы пробили девять, Фрэнк закрыл книгу.
– Ну что, пора спать.
– Хорошо, папа. Я постараюсь поскорее заснуть.
– Да, Норман, завтра будет новый день!
Фрэнк встал с кровати мальчика, поправил подушку и выключил ночник.
Когда дверь закрылась, Норман впервые за долгое время не почувствовал тонких когтистых лап страха у себя на плечах. Он спокойно провалился в квадратное облако из перьев и закрыл глаза.
Фрэнк пошел к себе, лег в постель и немного почитал газету. Посмотрев на часы, надел домашние шлепанцы и спустился на кухню. Налил стакан воды, поднялся на второй этаж. Поставил стакан на тумбу у зеркала, взял карандаш вместо расчески и старательно пригладил им волосы. Потом тихо открыл чердачную дверь и вошел внутрь. Не включая свет, он бесшумно проскользнул к углу, взял клюшку, уродливо оскалился и начал ритмично скрести ее тупым крюком по стене.
Линда Сауле
@linda_saule
Выбор
В зашторенной комнате на кровати лежали двое. Пахло теплым утром и чем-то временным. На прикроватной тумбочке в тарелке увядали кружки колбасы и дольки лимона, схватившиеся пожелтевшей сахарной коркой. Рядом белела пустая бутылка из-под водки и две мутные, захватанные стопки.
Женщина не спала. Ее бледное, покрытое испариной лицо излучало любовь. Она рассматривала строгий мужской профиль, жадно поглощая глазами каждый сантиметр гладко выбритой кожи, ровный нос, широкие, темные брови, припухшие от ночных поцелуев губы. Потом взгляд упал ниже, на крупную, мужественную руку, отдыхавшую на смятой простыне. На безымянном пальце дразнилось в утреннем свете узкое колечко. Но этим утром золотой блеск словно потускнел. Скосив глаза на массивные мужские часы, на которых обе стрелки показывали девять, Лара удовлетворенно улыбнулась. Получилось! Теперь целый месяц – рядом, она и мечтать о таком не могла.
Словно почувствовав ее взгляд, мужчина шевельнулся. Шумно вдохнув всей грудью, он открыл глаза и проморгался, оглядывая комнату заспанными, темно-карими глазами.
– Ты чего меня не разбудила? – хриплым шепотом произнес он.
– Сегодня ж карантин начался, – прижалась она к нему, ощущая, как тело пробивает озноб. Она прижалась сильнее, стараясь согреться.
– Знаю, потому и спрашиваю, – отозвался он. – Ты о чем думала?
– Я плохо себя чувствую, Тош, —тихо произнесла она. – А вдруг я уже больна?
– Веришь во всю эту хрень?