– Рома, завтрак! – зовёт сына мать, и в глубине квартиры тут же слышится топот маленьких ножек.
Тридцатилетняя Лида, поставив на стол тарелку с овсянкой, подошла к раскрытому окну и, осмотрев с шестого этажа двор, глубоко вдохнула майский воздух.
«Какой прекрасный день, – подумала она, – в такой хорошо бы повеситься».
На улице что-то сильно хлопнуло в воздухе, и Лиде показалось, что кто-то выстрелил. «Вот бы в меня…», – прозвучал голос внутри, и от этой мысли тело слегка задрожало в каком-то мучительном ожидании.
Этот голос появился давно. С тех пор, как она родила Рому, 5 лет назад. Когда вместо окситоциновой эйфории пришла тошнота от бессонницы, боль от растрескавшихся, кровоточащих сосков, мучительные сцеживания, когда в раковину вместе с желтоватым жирным молоком капали Лидины слезы. Когда из подруг остались только такие же замученные «счастливые мамочки в декрете». Когда пошли ссоры с мужем: он пытался вернуть ее убитое либидо не хорошим сном и личным временем, а игрушками из сексшопа. Каждую ночь Лида ложилась в кровать и с каким-то пугающим удовольствием думала: «Вот бы не проснуться».
Потом Рома подрос, все как-то вошло в рутинную колею, но легче не стало.
– У вас послеродовая депрессия, – сказала как-то педиатр, осматривая приболевшего Ромку, и посмотрела на отца семейства, – вам надо заняться женой, мужчина.
– Ты ленивая бестолочь, которая сидит на моей шее, – сказал муж, когда врач ушла, – многие с тремя работают, а ты с одним не справляешься. Вон, Ника: близнецы, свой бизнес, и мужик у неё довольный ходит, как кот.
– Ника, – грустно ухмыльнулась Лида. – Ты сам на неё смотришь, как кот.
Ещё через два года муж ушёл. («Ты безнадёжна, я не могу жить с живым трупом»). Рома тихо рос. Голос рос вместе с ним.
А потом началась эпидемия. Почти весь мир, от Азии до Европы, от Китая до России посадили на карантин, пытаясь бороться с бациллой неизвестного происхождения. Люди самоизолировались в своих квартирах, совершенно не понимая, чего ожидать.
Лида сохраняла спокойствие. Ее одинокая жизнь не сильно изменилась. Только Ромка перестал ходить в садик. Телефон не звонил. Магазин раз в три дня, сына —соседке. Вечером – нехитрый ужин и такая же нехитрая работа за компьютером. Бывший не появлялся пятый месяц. Голоса нарастали.
Именно этим утром Лида ощутила, что больше не сможет. Сосущая дыра в солнечном сплетении превратилась в чёрную воронку, пожирающую ее изнутри. В неё летело все: сын, бывший муж, вся ее прошлая жизнь.
– Ты поел? – не поворачиваясь, спросила Лида.
Сын в упор смотрел ей в спину, она знала этот его тревожный взгляд.
– Сынок, сходи, пожалуйста, к тёте Рите в соседнюю квартиру, скажи, мама просила посидеть с тобой полчасика.
– Но я не хочу, мам.
– А я прошу тебя. Скажи, маме очень надо.
Рома был чувствительным, слишком послушным ребёнком. Как бы страшно ему ни было, он не мог сделать что-то наперекор маме. Лида довела его до двери, открыла замок и вдруг крепко обняла.
– Иди. Тетя Рита позаботится о тебе, – и, спохватившись, протянула тканевую полоску. – На, маску надень.
Ребёнок топтался на месте.
– Это ненадолго, малыш.
Рома поплёлся в дальний конец общего коридора, в квартиру тети Риты, с которой мама изредка пила чай на кухне и могла оставить Рому, чтобы съездить по делам.
Лида прикрыла дверь. Закрыла глаза. Увидела маму. Безнадежно, непоправимо неживое тело, качающееся под потолком в общей ванной коммуналки на ул. Радищевской. Услышала скрип аварийной трубы и старой веревки. «Да, мама, я тебя понимаю. Я думала, что никогда не пойму». Лида закрыла балконную дверь снаружи, задрала подол домашнего платья, обнажив красивые ноги бывшей ученицы балетного училища, и начала карабкаться на карниз.
– Каждый имеет право на свой выбор. Это твоя жизнь, и ты имеешь право уйти, если тебе тяжело, – вязко, но убедительно звучал Голос.
– Рома! Ты изуродуешь его жизнь, – голос сознания слабо тянул ее назад.
Лицо матери смотрело в упор неживыми глазами.
Лида села на корточки на край балкона, держась рукой за стену. Молодая зелень внизу была такая… вечная, безмятежная. Рождалась, зрела, умирала, сгнивала под слоем снега и снова рождалась.
– Смерти нет. Есть переход. А потом снова рождение. Я просто отдохну. Столько, сколько мне нужно. Потом снова рожусь… А Роме будет лучше с отцом, теперь ему придётся вспомнить про сына. Это ведь лучше, чем расти с живым трупом, – бормотала Лида.
– Лида… —услышала она тихий Реальный голос ее соседки. Рита стояла в комнате, высунувшись на балкон в открытую форточку. – Лидочка, шшшшшшш… Не шевелись, умоляю тебя.