Исторические реалии таковы, что русский фактор может быть только приложением к чему-то и работать только опираясь на что-то, что в свою очередь его использует, будь то Императорский дом, Коммунистическая Партия, Церковь, КГБ-ФСБ, Администрация Президента или сложный конгломерат таковых как сейчас. Имея собственное этническое измерение, русская стихия не выстроена как этносистема, не центрирована вокруг собственных этнической элиты, низовых и срединных институтов самоорганизации, а потому реактивна, а не проактивна, и в силу этого легко манипулируема политическими субъектами, ей внеположными.
На этом фоне только гражданский национализм теоретически мог бы быть жизнеспособной альтернативой использованию русского фактора правящими асабийями исчерпавшей себя империи. Гражданский не в смысле отрицания им этничности, а в смысле проявления таковой в сообществе граждан, образующих нацию в классическом новоевропейском смысле и осуществляющих ее суверенитет. Именно на этот вариант нацелены сегодня демократические оппозиционные силы от Алексея Навального до Михаила Ходорковского, заявляющие об идентичности повесток создания политической русской нации и ее государства и создания гражданского, демократического, правового государства и общества.
Но с этим проектом есть серьезные проблемы. Одна из них — внешняя. В принципе, в отличие от СССР Россия в нынешних границах представляет собой страну, достаточно гомогенную в культурном и этническом отношении. Самый обособленный блок внутри нее представляет собой Северный Кавказ, причем, внутри него можно выделить западную часть с относительно высокой долей русского населения и восточную, где оно осталось в минимальном количестве. В последней бельмом на глазу российских демократов является Чечня, которая де-факто просто встала в свое время на тот же путь национально-государственного самоопределения, что и другие союзные республики, но не имела статуса таковой, за что и заплатила огромную цену. Но ведь ее заплатила и сама Россия, решившая воспрепятствовать самоопределению Чечни любой ценой. Фактически именно в двух чеченских войнах в ней и родилась та привыкшая действовать вне закона истребительно-репрессивная машина, которая со временем распространила свои методы и на остальную страну, подмяла ее под себя, как рак сожрав изнутри не успевшее развиться и встать на ноги российское демократическое общество.
Мераб Мамардашвили (фото)
Сегодня Чечня представляет собой почти моноэтнический регион, подчиненный на основе лично-коллективного вассалитета Рамзана Кадырова и его асабийи Владимиру Путину как вождю правящего пула российских асабий. Российские демократы вроде бы хотят разрушить систему последних, хотя не все с этим очевидно, но в таком случае снова возникает вопрос, а что же делать с Чечней? Алексей Навальный как-то сказал, что Рамзана Кадырова можно отстранить от власти в Чечне так же, как это было сделано с Саидом Амировым в Дагестане, которого захватил высадившийся с вертолета спецназ и транспортировал в Россию. Но все же силовой ресурс Кадырова и кадыровцев (!) несопоставим с амировскими, в связи с чем подобные рассуждения напоминают заявления министра обороны России Павла Грачева о возможности захватить Грозный «за два часа, одним парашютно-десантным полком». Но главное, для чего вообще идти на все эти риски? Захочет ли население Чечни влиться в процесс строительства российской гражданской нации? Такую готовность, кажется, демонстрирует Ингушетия с ее гражданским движением, живым благодаря тому, что в отличие от Чечни она не была раскатана в асфальт в войнах, в масштабе небольшого народа сопоставимых с масштабом войны 1941–1945 гг для русского народа. Но это только в том случае, если российская гражданская нация будет мыслиться в первую очередь как гражданское общество, с возможностью проявления и представительства внутри него групп с разными внутренними идентичностями, при широком федерализме, то есть, как нация американского типа, а не французского, гомогенизируемая на основе господствующей культуры.
Однако и в этом случае неочевидно, что моноэтническая Чечня, насильно лишенная сперва де-факто суверенной дудаевской государственности, а затем кадыровской квазигосударственности захочет оставаться в России. В отличие от Ингушетии та часть ее общества, которая находится в оппозиции к нынешним властям республики, практически консолидирована на позициях необходимости восстановления собственной государственности. Препятствовать этому силой для гипотетической молодой демократической России 2.0. будет означать встать на тот же путь, который в итоге привел к летальному исходу демократическую Россию 1.0. Вставать же на путь переговоров с Чечней о ее отделении, означает возможность в будущем постановки такого вопроса с другими республиками, начиная с остального восточного Кавказа — Дагестана и Ингушетии. Далее эти риски уже будут снижаться по мере уменьшения в республиках доли титульных наций и возрастания доли русского населения, удельный вес которого, по идее, и должен определять безусловность или условность сохранения тех или иных регионов в составе России на тех или иных принципах, которые уже можно обсуждать.