Однако нельзя не признать, что был один принципиальнейший пункт, в котором концепция Солженицына-Цымбурского не выдерживала проверки на прочность, что в последующем показала т. н. «Русская весна». При всем их нео-великорусизме и признании расхождения исторических путей великорусов и украинцев, их вцепленность мертвой хваткой в т. н. русскую часть Украины в виде пресловутой «Новороссии» или левобережной Украины, уже не говоря о Крыме, должна была привести и в итоге привела их парадигму к нейтрализации «Русским миром». Трудно спорить с путинскими «младопатриотами» и «неоконами» в том, что доживи Солженицын и Цымбурский до 2014 года, и они бы приветствовали и «Крымнаш», и «Русскую весну», хотя и вряд ли были бы довольны итогами последней. Однако это ровно тот случай, когда сказав А, приходится говорить и Б, потому что из «Русской весны» вытекает уже сменовеховско-евразийская реальность «Русского мира», предполагающая возврат к той имперско-экспансионистской и панславистской парадигме, которую нео-великорус Цымбурский считал гибельной для России как (несостоявшегося) национального государства.
Вадим Цымбурский и его книги (фотокомпозиция)
Размышляя о причинах, не позволивших нео-великорусам Солженицыну и Цымбурскому разорвать имперскую пуповину, нельзя не прийти к выводу, что они так и не сумели преодолеть свой собственный полуукраинский бэкграунд, не позволивший им пойти до конца в оценке структуры и соотношения великорусской и украинских идентичностей. Неудивительно, что у русских с украинскими корнями был велик соблазн воспринимать т. н. Новороссию и Донбасс, являющиеся зоной русско-украинского пограничья, в качестве продолжения выбранного ими русского, а не отторгнутого украинского начала.
Впрочем, на этих русских территориальных претензиях к Украине следует остановиться. Все ясно с т. н. «Новороссией», а именно прилегающими к Крыму землями северного Причерноморья, завоеванными при Екатерине II. Как уже писалось, их «русская колонизация» осуществлялась с привлечением лояльных будущих русских подданных с миру по нитке — сербов, греков, армян, молдаван и т. д., и в этом ряду и великорусов, которые в т. н. Новороссии не составляют этнического большинства ни сейчас, не составляли они его и в Российской империи накануне ее падения. Все это была колониальная городская русифицированная прослойка пестрого этнического состава, которую Иван Ильин апологетизировал описанием ее типичного представителя — «папа — турок, мама — грек, а я — русский человек». Но окружена она была этнически украинским сельским морем, которое закономерно начало затапливать эти колониальные городские островки, хотя в силу их языковой русифицированности этот процесс долгое время оставался закамуфлирован. Та же история с большей частью Донбасса, которая является этнически украинской территорией, русифицированной в языковом отношении и разбавленной в демографическом мультиэтническими российскими колонистами в дореволюционный и советский периоды.
С Крымом ситуация иная — он не был этнически украинским, как и «Новороссия» он стал объектом имперской демографической колонизации, начиная с Екатерины II, с той существенной разницей, что в нем продолжали держать демографическую оборону кырымлы — крымские татары, та их часть, которую России не удалось выдавить в Турцию. Однако что не сделали цари, доделал Сталин — кырымлы, вместе с рядом других «неблагонадежных» автохтонов Крыма вроде крымских болгар, немцев и т. д. массово депортируют в 1944 году, после чего начинается новая история Крыма.