Была и другая причина, по которой Иван мог не желать идти на конфронтацию с османами. И тут надо понимать, чем в то время были османы вообще и чем они стали конкретно для Ивана. Вопреки расхожим представлениям о дикости и варварстве «турок», Османское государство не только было, возможно, сильнейшей державой Старого Света, а значит и мира того времени, и абсолютно точно одной из таковых, но и одним из первых успешных ранне-модерных государств.
Предвестником модерна у османов, а точнее, раннемодерным их атрибутом было то, что они сумели создать одну из первых социальных фабрик по перековке людей различного происхождения в полном смысле этого слова верноподданных новой страны и ее элиту. Такой фабрикой стал институт янычаров или девширме, сущность которого многие обычно не видят из-за того, что это понятие используется как эмоционально-негативный ярлык. Меж тем, в сухом остатке это был институт отбора среди разных народов, присоединенных к империи, наиболее качественного генетического материала, из которого посредством дисциплинарных техник выковывалась принципиально новая порода османов tabula rasa. Пройдет относительно немного времени, и эти фабрики на всю мощь запустятся по всей Европе, а потом и по всему миру, штампуя миллионы граждан национальных государств. Ими станут призывные армии, обязательные школы, национальные университеты, а следом и абсолютно все хозяйственные и социальные структуры, вплоть до предприятий и семей, включенных в тотальность национально-государственной машинерии.
Конечно, кто-то скажет, что как раз это будут хорошие фабрики, ибо они будут делать граждан из представителей их собственных народов, а не похищать их у других. Однако анализ эволюции лингвистической карты Европы заставляет усомниться в таком идиллическом представлении. Так, во Франции еще в конце XIX века большая часть населения ее южных провинций говорила на окситанском (провансальском) языке, на котором помимо Прованса говорили в Гаскони, как в Бретани говорили на бретонском или в Корсике на корсиканском. После того, как французская республиканская революция запустила национальную и лингвистическую унификацию, от этих языков уже мало что осталось — лишь 100 тысяч носителей окситанского языка и корсиканский как основной язык лишь 10 % корсиканцев на сегодняшний день. Эти и многие другие языки коренных народов, включая европейские, исчезли именно в результате деятельности подобных фабрик, которые превращали их носителей в образцовых французов, испанцев, итальянцев, которыми они до этого не были, но должны были стать на выходе с конвеера стандартизации национальных государств. То же касалось и верований, обычаев, укладов жизни, которые устранялись в случае противоречия идеологическим и культурным стандартам модерных наций.
Османы действительно рекрутировали и перековывали очень ограниченное число людей от общей массы населения завоеванных ими народов (часто их семьи сами искали возможность устроить в девширме детей, чтобы обеспечить им будущее). Но их отличие от поздних западноевропейских государств-наций заключалось в том, что они не распространяли этот процесс перековки на все подчиненное ими население. За пределами узкой прослойки военно-политического класса разноплеменное и разноверное население продолжало жить своей жизнью, организуясь в автономные сообщества и местные общины, между которыми империя поддерживала определенную субординацию. Именно это позволяет говорить об османах как раннемодерной, успешной для своего времени державе, которая пришла в упадок, когда модерн вошел уже в свою зрелую фазу тотальной мобилизации, требованиям которой они долго не хотели соответствовать, а когда захотели (реформы Танзимат в XIX веке), то уже не смогли.