Выбрать главу

Нынешняя российская власть не имеет никаких реальных планов развития Сибири и Дальнего Востока, которое могло стать основой стратегии превращения России из метрополии осыпавшейся с крахом СССР империи в самодостаточное национальное государство (проект Цымбурского). Но если у ельцинского истеблишмента просто не было никакой стратегии развития страны, то путинский осознанно выбрал химеру имперского реванша, в жертву которому было принесено именно освоение ключевого для строительства русского национального государства (с рядом инонациональных анклавов и автономий) пространства. В нее, конечно, должна была быть перенесена его столица, из которой бы открывался принципиально иной взгляд на истинные потребности и место этого государства в мире. Вместо этого данные территории оказались в положении деградирующих колоний, из которых ресурсы выкачиваются теперь уже не только компаниями, 90 % капитала которых концентрируется в Москве, но и китайскими колонизаторами, которым режим отдал на выедание этот регион.

Московия и Российская империя существовали в своеобразном симбиозе с великорусским крестьянством, обеспечивая ему размножение в рамках своеобразного «социального контракта» — в обмен на закрепощение и его использование в качестве имперского сырья. Советский Союз угробил ресурс русского крестьянства, однако, предложил выходцам из него причастность к мессианской сверхидее и социальные лифты в рамках экстенсивной урбанизации и индустриализации.

В постсоветской России ниша развития сжалась до дюжины мегаполисов, а «глубинка» осталась за бортом. В принципе, это соответствует глобальной тенденции концентрации человеческого капитала в агломерациях и прибрежной полосе. Однако во-первых, из нее есть исключения — такие «развивающиеся страны» как Китай и Индия, берущие именно массой. Справедливости ради, надо признать, что эта возможность Россией была упущена не при Путине, а когда вместо эсеров, делавших ставку на многочисленное крестьянство, в ней победили большевики, перемоловшие его ресурс в экстенсивной индустриализации, репрессиях и войнах. Вместе с тем, в тучное первое десятилетие своего правления на притоке нефтедолларов в экономику у путинского истеблишмента еще была возможность развивать страну по подобию, если не Китая и Индии, то хотя бы Турции и Польши. Для этого нужно было массировано инвестировать в реиндустриализацию, развитие инфраструктуры, репатриацию соотечественников из постсоветских стран с их обустройством в глубинке, всерьез поддерживать семью и рождаемость. Это и есть доктрина, которую Цымбурский называл «островом Россия» — смесь экономического национализма Трампа и Эрдогана.

Вместо этого паразитическая элита выбрала ту альтернативу, которую тот же Цымбурский метко обозвал «остовом Россия», то есть, скукоживанием ее реального пространства до дюжины мегаполисов, в которые стекаются деньги, при превращении остальной страны в пустыню. Однако Вадим Леонидович был слишком хорошего мнения о путинизме, ведь «остов Россия» подразумевал по крайней мере политику, позволяющую этой многомиллионной прослойке мегаполисных россиян интегрироваться в глобальный мир с возможностями, которые он предоставляет, пусть и за счет сброса остальной страны в историческое небытие. Но с 2014 года путинизм обрубает даже ее — Россия в глобальном мире превращается в угрозу, а все русское — после короткого периода интереса и благожелательности к нему — снова начинает восприниматься как токсичное. В итоге, пространство возможностей сужается еще больше — по состоянию на 2019 год имеющегося в стране капитала достаточно для достойной жизни лишь 3–5 % ее населения, то есть, максимум 6,5 миллионов человек. С учетом же колоссального социального расслоения и концентрации этого капитала в руках силовой олигархии и ее кошельков и обслуги, его не хватит даже для такого количества россиян. Неудивительно, что по мере сокращения кормовой базы грызня активизируется уже внутри самой «элиты», что проявляется в сбросе балласта через посадки, преподносимые в качестве борьбы с коррупцией, во что в России не верит ни один здравомыслящий человек.