Выбрать главу

На территории России подобной диверсификации может способствовать гибридность существующего режима. Пока он удерживается на плаву, она может быть его сильной стороной, позволяя контролировать с помощью магической политической религии «русского мира» последователей как белого, так и красного ее обрядов. Это возможно в условиях деполитизации общерусского пространства, однако, если реполитизация русских произойдет через их локализацию, то логика мышления и действий политических религий и согласов, участвующих в этом процессе, может уже существенно измениться. К примеру, если где-нибудь на краю Сибири местным коммунистам удастся создать и отстоять местную советскую республику, вместо ориентации на нынешний «русский мир» они могут начать представлять его истинными носителями себя, равно как это могут начать делать русские националисты или либералы, сумевшие взять власть в других частях страны.

Будь Россия состоявшимся государством с открытой и конкурентной политической системой, потенциально способные взорвать ее «религиозные» противоречия были бы переведены в плоскость нормальной политической конкуренции. Подобному тому, как в США есть свой красный и голубой пояса, нечто подобное намечалось и в постсоветской России, где в тех или иных мегаполисах, областях или республиках традиционно побеждали либо проельцинские партии, либо «красно-коричневая» оппозиция. Путин, завоевав политическую гегемонию, долгое время опирающуюся на реальное большинство населения, спокойно мог оставить электорально-политические отдушины для оппозиционных асабийи, которым в обмен на признание его общероссийского господства выделялись бы отдельные регионы. Однако подобный плюрализм несовместим с неосоветским мышлением, в основе которого лежит идейно-политическая гомогенность. По этой причине, поддержавшего Путина либерал-коллаборациониста Никиту Белых достали даже в Кировской области, на губернаторство в которой он обменял Союз Правых Сил, а победившего на выборах главы Хакасии представителя КПРФ Валентина Коновалова непрерывно пытаются скинуть, несмотря на то, что при Ельцине эта партия играла важную роль балансира режима, в критические моменты помогая его сохранить.

Путин, на которого замкнута вся эта система, играет и весьма важную символическую роль центра сборки сменовеховского исторического нарратива «русского мира». Он может быть убран или уйти сам ради сохранения выстроенной под него системы элитными кругами, в том числе при активном участии в этом процессе адептов «русского мира» — так же, как истеблишмент Российской империи в феврале 1917 года пошел на отстранение Николая II. И если истеблишменту удастся провести такой трансфер, пусть и при участии уличной массовки, то отношение к Путину в массах станет таким же, как и к Сталину после XX съезда КПСС. Однако, если в ходе или результате этого ситуация выйдет из под контроля и выстроенная вокруг него имперская система не перегруппируется, а начнет рассыпаться, то образ Путина может вернуться в массовое сознание так же, как вернулся образ Сталина, став реваншистским символом.

Никита Белых (фото)

Как в Тридцатилетней войне главными для большинства ее участников были не вопросы схоластического богословия, а признание или непризнание власти римского центра, так и на территории ядра «русского мира» главным будет не отношение конкретно к царям, коммунистам или Путину, а геополитический континуитет таковых, воплощенный в актуальном имперском государстве и его центре. Теоретически и монархисты, и коммунисты, и даже путинисты в будущем могут встать на центробежные позиции защиты обретенных в результате борьбы за власть вотчин, но имперскими «католиками» в этом случае будут именно те, кто будет возводить соответствующие исторические мифы или их совокупность к актуальному имперскому центру или обосновывать ими необходимость его воссоздания. Противостоящие же им сторонники региональных республик будут выступать либо как «радикальные протестанты» («майданисты»), либо как «секуляризированные католики» (центробежные «ватники») — невольные исторические агенты североевразийского Вестфаля.