Надо понимать, что сам по себе режим захватившей в России власть асабийи при пассивности стареющего среднероссийского населения мог бы существовать неопределенно долго, подобно тому, как в Персидском заливе существуют нефтяные эмираты, в которых друг друга сменяют лишь правящие особы и иногда династии. Однако в случае с Россией проблема данного режима заключается в его имперском характере, а именно в том, что правящая асабийя расширила пространство своей власти на необъятную территорию и стремится к ее не просто сохранению, но и дальнейшему расширению. При этом внутри данного пространства она не дает проявляться конкурирующим асабийям, что позволило бы выстроить гибкую систему на основе баланса их интересов. Модель моноцентричной гегемонии или моногегемонии, воссозданная Кремлем в постсоветской России, предполагает, что победитель получает все, а проигравший всего лишается, что не оставляет последним других возможностей кроме как желать разрушения такой системы и стремиться к нему.
Раз имперская система не позволила в России возникнуть ни гражданской нации, ни конкуренции асабий, можно предположить, что из этих асабий, их борьбы с системой и конкуренции между собой, на фоне ее упадка может начаться формирование новых политических наций, как это было в ходе Тридцатилетней войны в Европе. Формироваться такие нации и асабийи при этом могут из подручных средств — от элитных групп, преследующих свои меркантильные интересы на местах, до идеалистов и гражданских активистов, входящих с ними в то или иное взаимодействие, и принимаемых для этого на вооружение мифов и идеологий.
Такая возможность является альтернативой двум другим — гражданско-общероссийской и почвенно-регионалистской. Уязвимое место первой заключается в том, что количества и качества полноценных граждан в России недостаточно для того, чтобы в формате республики удерживать те пространства, которые исторически удерживала и продолжает удерживать только империя. Проблема же классического или почвенного регионализма заключается в том, что в большинстве русских регионов у их населения имперской политикой выкорчеваны корни (при замещении бескорневым населением) и осуществлен радикальный антропологический антиотбор. По этой причине не приходится надеяться на чисто почвенное сопротивление, особенно в регионах, чье нынешнее население сформировалось в результате миграций. Однако борьба за свои права и интересы может не просто привести к формированию новых локальных сообществ на чисто прагматической и ценностной основе, но и вовлечь в них свежую кровь в лице тех, кого она к себе притянет. Так, после Майдана немало не только россиян, но и других иностранцев эмигрировали в Украину, почувствовав ее своей страной, а себя — политическими украинцами. Немало наций в современном мире — от Швейцарии до Нового света — создавались именно таким образом, не от почвы, а благодаря гравитационному притяжению отдельных людей и целых сообществ к новой земле и пространству открывающихся возможностей. И раз подобное происходило в случае с Украиной, тем более это может начать происходить в рамках пространства единого юридического гражданства, большая часть населения которого считает своим родным один язык и возводит свои корни к общим предкам.
Что интересно, концепция «России наций» вместо «исторической», «единой-неделимой» России как одной нации соответствует букве номинально действующей на данный момент конституции, которая фактически уже давно отменена захватившей власть мафией. Несмотря на то, что в Стратегии государственной национальной политики и ряде своих официальных документов путинско-гундяевский режим провозгласил создание единой российской нации, сама конституция РФ провозглашает источником власти в ней «многонациональный народ», а также признает принцип «равноправия и самоопределения народов». Он же провозглашен и в ряде конституций российских республик, да и сама их конструкция как государств в ее составе, как они названы в статье 5 конституции РФ, означает ее многонациональность во всех смыслах.
Однако слабым местом этой конструкции изначально было то, что за ее пределы как безнациональные были выведены области и края, населенные русскими, составляющими свыше 80 % населения страны. Эта асимметрия могла бы быть устранена одним из трех способов: либо республики конституируются как нерусские автономии в русском государстве, либо наряду с нерусскими республиками в единой федерации создается русская республика — но проблема обоих этих сценариев в том, что русские так и не выстроились как гражданская нация, а представляют собой имперский конструкт, который будучи выделенным в национально-республиканском качестве подорвал бы империю в целом. Либо наряду со множеством нерусских республик могло бы возникнуть множество республик русских, но с привязкой не к русской этничности, де-факто (а возможно и де-юре) в них преобладающей, но к региональной республиканской общности.