Выбрать главу

Для поборников старого уклада, который зиждился на православном «шариате», ломка народа никонианской реформацией означала не просто вероучительную апостасию, но и онтологическое осквернение последнего. Те, кто сумели этого избежать, спасти свою религию и свою бытийность, в такой перспективе воспринимались как библейский «остаток» на фоне падшего «Израиля».

Сегодня зачастую приходится слышать, что не надо де «идеализировать старообрядцев», однако, автор этих строк как не принадлежащий ни к одной из этих религиозных номинаций, по определению не ангажирован ни с ними, ни с «никонианами». Поэтому рассматривает этот вопрос с религиозно нейтральных, национально-исторических позиций. Позже я собираюсь вернуться к тому, почему старообрядческий проект в России исторически не состоялся, что уже вполне можно констатировать. Однако надо понимать, что на тот момент московское древлеправославие было духовным хребтом формирующейся великорусской нации, которая проявила себя снизу, и учредила в 1612 году государство, рассматриваемое ею как свое. Это государство, однако, в лице спайки Романовых, Никона и малорусских церковников фактически объявило войну религии этих старых великороссов-московитов, а их самих превратило в отверженных, парий, отщепенцев. Что в свою очередь привело к кристаллизации староверов как этнополитической антисистемы.

Нравятся кому-то старообрядцы или нет, в историческом смысле они оказались носителями парадигмы нации как формы низовой самоорганизации, основанной на общих ценностях, принципах и законах. Парадигма такой нации была отвергнута государством асабийи Романовых и Московского патриархата, в которое превратилось учрежденное в 1612 году великорусское государство. Но, что важно, эта отвергнутая «своим» государством нация, кристаллизовавшись в сопротивлении ему, сумела вести с ним неравную борьбу на протяжении почти трех веков, пока явление принципиально нового типа — коммунистический проект — не похоронило и первое, и второе.

Именно старообрядцы стояли во главе большинства казачьих восстаний XVIII века и поддерживали их со стороны великорусов. Это они до такой степени ненавидели существовавшее государство и всю его систему, что были готовы идти на взаимодействие с его внешними врагами — от османов и австрийцев до Наполеона, не считая себя связанными перед ним никакими обязательствами. Это они, проиграв в открытой борьбе, сумели стать в XIX веке «малым народом», обладающим навыками солидарности, которые позволили им собрать в своих руках большую часть крупного российского капитала. Именно выходцы из старообрядческих семей в начале XX века составляли немалую часть членов оппозиционных партий, а также финансировали их, внеся таким образом свою лепту в сокрушение империи.

Неудивительно, что сегодня среди тех, кто рассматривает романовскую империю как идеальную «историческую Россию», распространен взгляд на староверов как на фанатичных сектантов, периодически становящихся орудием внешних заговоров против нее. Многие из таких людей считают себя русскими националистами или даже русскими европейцами, а этих «фанатиков» — врагами «европейской русской нации». Однако надо понимать, что такой национализм ретроспективно исходит из принятия нации как произвольно созданного государством продукта. Что самое забавное, эти же люди, часть из них, сегодня настаивают на том, что фундаментом нации должно быть непоколебимое гражданское общество — система солидарности собственников, горожан и отцов крепких самодостаточных семей. Но ведь именно такими людьми и были староверы — эти великорусские пуритане, которых искореняло романовское государство.

Когда староверов обвиняют в религиозном фанатизме, надо понимать, что на Западе в авангарде буржуазных революций зачастую стояли люди именно такого типа — истово верующие и с жесткой религиозной дисциплиной и самоограничениями. Еще одна особенность — часто такие люди вдохновлялись не столько Евангелием, сколько Ветхим Заветом, что присуще и американской библейской традиции, и европейскому кальвинизму. В основном такие религиозные номинации распространялись среди северо-европейских, преимущественно германских народов. А вот народам романской культуры больше свойственно развитое схоластическое мышление, обращение к Евангелию и аллегорическое толкование Ветхого Завета через его призму, больший эстетизм.