В отношении войны российских либералов на два фронта — с русскими псевдонационалистами или вернее национал-империалистами и националистами нерусскими весьма показательна фигура такого их яркого представителя как Петр Струве. Вообще, надо сказать, что Струве был нетипичным либералом, что и было его преимуществом, так как в целом классическая либеральная российская мысль характеризуется вязкостью, невнятностью и теплохладностью на фоне цельных в своей логике лагерей русского общества и мысли — реакционеров и радикалов. Струве как раз пришел в либерализм из лагеря последних, привнеся с собой его драйв. Другой аспект, которым был интересен Струве, и который сохраняет актуальность до сих пор — это его попытка национализировать российский либерализм, соединить либерализм с тем, что он считал русским национализмом, введя его таким образом в политические рамки русской нации, как он ее понимал.
Петр Струве (фото)
Хрестоматийна в этом смысле дискуссия мечтательного русского немца Струве с проницательным и практичным одесским евреем Владимиром Зеевым-Жаботинским. Последний констатировал очевидное: Российская империя, в которой великорусы составляют менее половины ее населения, не может быть русским национальным государством, как того, хотел Струве. Что же последний отвечал на этот аргумент?
«Какая-то упорная традиция, постоянно оживляемая интеллигентской политической тенденцией, скрывает от таких людей, как талантливый автор статьи о еврейских настроениях, огромный исторический факт: существование русской нации и русской культуры. Именно русской, а не великорусской. Ставя в один ряд этнографические „термины“ — „великорусский“, „малорусский“, „белорусский“, автор забывает, что есть еще термин „русский“, и что „русский“ не есть какая-то отвлеченная „средняя“ из тех трех терминов (с прибавками „велико“, „мало“, „бело“), а живая культурная сила, великая, развивающаяся и растущая национальная стихия, творимая нация (nation in the making, как говорят о себе американцы).
Русская культура, конечно, неразрывно связана с государством и его историей, но она есть факт в настоящее время даже более важный и основной, чем самое государство. Есть Пушкин, есть Гоголь, есть Толстой; есть русская наука, которая, при всей ее отсталости и слабости, есть все-таки и абсолютно, и относительно очень крупная величина; есть русское искусство, которое тоже уже сказало свое слово. Это все огромные культурные силы», — писал он в ответ.
Как видим, аргументация в стиле «русского мира» за этот век практически не изменилась. Струве постулирует создание или существование русской нации на основе русской культуры поверх этнических границ. Далее он говорит о преимуществах русской культуры как одной из высоких культур, признанных в этом качестве в мире, над узкоплеменными культурами, которые не могут встать с ней в один ряд. Занимательно, что он не задумывается о том, что полемику с ним вел публицист, блистательно владеющий русским языком со всеми его воспеваемыми Струве конкурентными преимуществами, но при этом русским быть не желающий, а обладающий собственным национальным самосознанием. Таких примеров и тогда уже было немало: Михаил Грушевский, Ахмедзаки Валидов, Гаяз Исхаки, да тот же соплеменник Струве Альфред Розенберг, как и многие другие были людьми, владеющими конкурентными преимуществами русской культуры, подобно тому, как ирландцы или индийцы могли быть приобщены к культуре английской, но частью нации, с которой она связана, себя не считали.
Интересно, что либерал Струве честно признает, что культура, на основе которой он призывает строить нацию, «неразрывно связана с государством». Скажем больше, она и сформировалась исключительно вокруг этого — исторически колониального по отношению к своему же главному народу, его основной массе. Стоит ли удивляться тому, что на такой основе не смогла сформироваться нация граждан, а не привязанный к империи и производный от нее народ верноподданных?
Не только общая английская культура, но и общее этническое происхождение не удержали в английских подданных англо-американцев — они создали новую нацию как республиканский союз в борьбе за общие интересы и ценности. Кстати, примерно такие же нации в условиях «Гражданской войны» де-факто начали возникать в ряде территорий России с вполне этнически русским населением, причем, войну с ними вели как красные, так и белые имперцы — идейные наследники Милюкова и Струве. Объединение же в единую нацию народов, уже имеющих историю своей борьбы, тем более, с теми, против кого они боролись, если и возможно, то только благодаря большому проекту и мифу, перекрывающим эти противоречия. Но как раз его-то российские либералы выдвинуть не могли.