Николай Устрялов (фото)
Сменовеховцам, они же примиренцы или попросту соглашатели, противостояли непримиримые — те, кто, несмотря ни на что, не соглашались признавать советскую Россию «национальной» или «исторической». Но они разделялись на два направления, которые ироническим образом соответствуют аналогичным подходам, сформировавшимся по отношению к данной проблеме тоже в русской эмиграции, но дореволюционной — оппозиционной к прежнему государственному строю. Тогда, как мы помним, русская оппозиция, и в том числе ее самая левая часть, разделилась на тех, кто, противостоя власти, тем не менее, поддерживал свое государство в борьбе с внешними врагами — они получили название оборонцев, и тех, представленных главным образом Ульяновым-Лениным и его сторонниками, кто выступал за его поражение — они получили название пораженцев.
В новых условиях оборонцы стояли на позициях освобождения России от коммунистов либо исключительно русскими силами, либо допуская сотрудничество в этом со странами «союзников», которые должны оказать содействие русским антибольшевистским силам на условиях ведущей роли последних и отказа от притязаний на российские территории. Характерный образчик такого мышления представлял собой уже знакомый нам генерал Деникин, который не только не поддержал вторжение в СССР сил Антикоминтерновской лиги, не соответствовавших этим условиям, но и призвал дать им отпор под лозунгом «нет красной армии, нет белой армии, есть русская армия, и она победит».
Вопреки им пораженцы делали ставку на разгром СССР внешними силами как на необходимое условие возвращения русских антикоммунистических сил на освобожденные от «советской власти» территории. Неприкосновенность российских территорий не то, чтобы не волновала их, но просто не считалась возможной и имеющей какой-либо смысл, пока они находятся под контролем СССР, Совдепа, который рассматривался не как преступная, но российская власть, а как Анти-Россия. С этой точки зрения, напротив, чем меньше территорий контролировал СССР, чем большего их количества он лишался, тем для сторонников этого взгляда было лучше, ибо среди всех чуждых государств Совдеп рассматривался как абсолютный враг России, которая в свою очередь могла существовать лишь на тех землях и среди тех русских, что были неподвластны ему. Соответственно, любая сила, которая шла войной на Совдеп и соглашалась привлечь к ней русские антибольшевистские силы, воспринималась либо как благо в условиях отсутствия надежд на освобождение всей России чисто или преимущественно русскими силами, либо как меньшее зло по сравнению с режимом, лишавшим белых русских их страны.
Впрочем, надо сказать, что вопрос о выборе оборонческого или пораженческого курса встал ребром лишь в 1941 году, отдельный разговор о котором нам еще предстоит. До этого же момента единство русской эмиграции так или иначе сохранялось не только между (будущими) оборонцами и пораженцами, но зачастую и с теми, кто был подвержен сменовеховским настроениям. Логично, что таковые в последующем оказались оборонцами, которые не желали свержения коммунистического режима ценой утраты единства российских территорий и перехода их под иностранный контроль.