Выбрать главу

Ясно, что к риторике Отечественной войны, с апелляцией к «братьям и сестрам», «Александру Невскому, Дмитрию Донскому, Минину и Пожарскому» и т. д. коммунистам пришлось перейти только тогда, когда идеократическая империя была почти сокрушена неожиданным для них и самоубийственным, по его же логике, ударом Гитлера.

Но какие цели преследовал Гитлер, нападая на СССР? На этот вопрос есть два апологетических ответа от представителей антагонистических лагерей: первый — согласно которому Гитлер стремился завоевать на Востоке жизненное пространство с целью его беспощадной германизации и вытеснения с него славян, второй — согласно которому он всего лишь пытался отвести нависшую от Германии и Европы угрозу и, если и не желал освобождения народов России от коммунизма, то по крайней мере, не строил в отношении них колониальные планы. По итогам многолетних размышлений на сей счет я сегодня склонен считать, что истина находится где-то посередине.

С одной стороны, понимание геополитической логики Гитлера не позволяет воспринимать всерьез версию, согласно которой лидер, считавший для Германии самоубийственной войну на два фронта, решился на нее с целью завоевания нового жизненного пространства, условия для которого у него отсутствовали. На такой рискованный шаг Гитлер, конечно, мог решиться только по военно-стратегическим соображениям крайней необходимости, убедившись в том, что коммунисты готовятся к наступательной войне. Эти цели Гитлера в общем-то понимал и еще в 1945 году — до того, как в оборот вошла установка о колониально-геноцидных мотивах начала этой войны — признавал и сам Сталин.

Вот, что он говорил 9 мая 1945 года в обращении к советскому народу: «Три года назад Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчленение Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: „Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не смогла подняться“. Это было три года назад. Но сумасбродным идеям Гитлера не суждено было сбыться, — ход войны развеял их в прах».

Конечно, ничего такого Гитлер «прямо», то есть, публично не заявлял. Официально нацистская Германия провозгласила своей целью «спасти весь культурный мир от смертельной опасности большевизма». Однако с формулировкой Сталина, безусловно, можно согласиться, учитывая то, что в ней речь идет не о германизации русской этнической территории, а о ликвидации России как империи и отторжении от нее указанных национальных окраин — эти цели разделяли все представители нацистского руководства, независимо от расхождений между ними, о которых пойдет речь далее.

Чуть позже, в своем знаменитом тосте за русский народ, произнесенном 24 мая 1945 года, Сталин будет еще более откровенен: «Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду. Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошёл на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству».

То есть, как видно, тут он не просто не говорит, что русские в этой войне защитили себя от физического уничтожения и порабощения, как стало утверждаться после, а прямо считает, что вполне возможным исходом этой войны был сценарий, при котором русские свергли бы советскую власть и успешно договорились о мире с нацистской Германией, надо полагать из его предыдущих слов, на условиях отказа от национальных окраин.

Что же именно он имел в виду, говоря об этом?

Массовый саботаж в тылу «советской власти» и коллаборационизм на оказавшихся под властью немцев русских территориях в первые месяцы войны уже так же хорошо известны, как и невиданные доселе цифры сдавшихся в плен советских военнослужащих. Все это наглядно свидетельствовало о том, что значительная часть русского населения не считала «советскую власть» своей, несмотря на десятилетия промывания мозгов, а просто терпела ее, не имея сил противостоять ее террору. Однако помимо этого глухого отчуждения, саботажа и коллаборационизма проявило себя и активное, непримиримое сопротивление, воспрявшее на фоне крушения ненавистного режима.