Искренне ваша,
Сестра… Пол мягко поплыл под ногами. Как же так – у Элизабет была сестра, а она не обмолвилась об этом ни словом? Не о том, что она потеряла сестру, а о том, что она у нее была? Элизабет всегда давала понять, что она единственный ребенок, но так скупо говорила об этом, что у Кейт сложилась типичная картина: родители, разошедшиеся во мнении, сколько детей завести, решают, что одного будет вполне достаточно. Или, может, родить второго просто не получилось, что только подогрело решимость самой Элизабет восполнить эту пустоту, родив троих. «А может быть больше», – часто говорила она.
Кейт глубоко вздохнула. Представила, как Пайпер сворачивалась калачиком под боком у Джеймса, когда они спали в машине, – голова к голове – они косвенно подтверждали состоятельность Кейт в роли профессионала и жены.
Она вспомнила свою сестру Рейчел. Сестра – товарищ и соперница; человек, лучше других понимающий, в каком тигле ты формировалась. Сестра – твое дополнение, и, теряя ее, ты теряешь ровно половину себя.
Но прилив сочувствия был все же отравлен мыслью о том, что Элизабет не рассказывала ей всего.
27 апреля 1976 года
Дорогой Дневник,
Сказала маме, что собираюсь после школы к Шерри. До сих пор я никогда не была на кладбище одна. Прошла мимо одной могилы, где у надгробия лежали игрушечные зверюшки и машинки. Прочитав дату, я поняла, что здесь похоронен маленький ребенок. Я испугалась, что у меня снова случится приступ удушья, но перестала плакать, пока добиралась до Анны. Трава еще не выросла, и камня в изголовье тоже еще нет. Так что я села и смотрела на эту землю.
Не знаю, что полагается делать, когда приходишь на кладбище. Может, помолиться или что-то в этом роде. Только я не могла думать ни о чем другом, кроме того, что она вот здесь, под этой землей. Ее тело – в зеленом школьном платье, как было на похоронах. Только она ничем не напоминала прежнюю Анну, кроме самодельного браслетика на руке и волос. От того, какой она была на самом деле, не осталось совсем ничего. Ни бестолкового выражения на лице, ни привычки постоянно таскаться за мной по пятам. Меня эта привычка жутко раздражала, но я не могла прикрикнуть на нее, чтобы отвязалась. Это кем же надо быть, чтобы кричать на ребенка, который просто хочет все время быть рядом с тобой?
Вот тогда я и поняла, что она с Господом, потому что там, в гробу, была вовсе не она. На похоронах я воспринимала все совсем не так, как, наверное, полагается. Но когда смотришь на тело, в котором нет ни капли жизни, на тело, ничуть не похожее на того, кого ты знал, даже спящего, на тело холоднее, чем статуя, вот тогда-то и понимаешь, что Бог есть. Ведь что-то должно делать это тело чем-то большим, чем просто тело, и это что-то совсем не кровь, которая в нем течет.
29 апреля 1976 года
Школьный психолог нагрузила меня работой Маминой Помощницы. Она считает, что мне это на пользу, хотя мне не нравится сидеть с малышами и детишки меня раздражают. Мать в этой семье всегда улыбается и гладит девочку по волосам, обнимает и тискает. Мне вот интересно, делала ли так моя мама, когда я была маленькой, еще до того, как она стала называть меня Угрюмкой и Ворчуньей. Мать в этой семье спрашивала, нравится ли мне ходить в школу, расспрашивала о моей семье, и я поняла, что психолог ничего не рассказала ей об Анне. Что довольно странно, потому что, хоть она и живет в соседнем городке, в стране обо всем знает каждый второй. Во всяком случае, так оно выглядит, стоит только пойти в магазин. Когда она поинтересовалась, есть ли у меня братья и сестры, я не знала, что ответить. Какого ответа теперь могут от меня ожидать?
Я спросила маму, когда она мыла посуду; она долго ничего не отвечала, а потом поглядела в окно перед раковиной. Я не знала, заплачет она или рассердится. Но она просто сказала: лучше отвечать, что у меня никого нет, потому что рассказывать людям о сестре, которая недавно умерла, значит ставить их в неудобное положение, а людям это не нравится. Есть то, о чем можно говорить, а есть то, о чем не стоит. И в любом случае так оно и есть.
Лучше бы у папы с мамой было больше, чем двое, детей. Не слишком-то весело быть родителем, если погибает хороший ребенок и у тебя остается всего один, угрюмый.
12 мая 1976 года
Я снова пришла сегодня на кладбище и принесла с собой пегого пони Анны. Мне пришлось пробраться тайком в ее комнату, потому что маме не нравится, когда я туда захожу. Все на своих местах, даже ее грязная одежда валяется на полу, а кровать не застелена.