— Да, ты будешь долго страдать, куда дольше, чем он, — сказала Мэри злоехидно.
Херес или мадера в Комнате Рубенса вернули дам к некоторому подобию самих себя; Китти, пересказывая происходившее в бальном зале, доказала, что рассказчица она очень даже искусная, и джентльмены сгибались пополам от смеха.
— Одна только Лиззи, казалось, предвидела, что произойдет, — заключила Китти, с лихорадочной любовью опустив взор на свое перламутрово-кружевное платье. — Она велела мне надеть платье из матрасной ткани. И через десять минут в бальном зале, как я жалела, что у меня такого нет! Впрочем, я надела жутко старое из льняного батиста, а потом отправила его сжечь. Больше ни на что оно не годилось, уверяю вас.
— Я понимаю, — сказала Мэри, — что содержать детей в бальном зале много дольше никак нельзя. Меня радует, что дух их сломлен не был и что они бормочут «свет Люцифера» и «тьма Бога», как бессмысленный набор ханжеских слов. То есть их никогда не муштровали в Космогенезисе. Однако я вовсе не это хотела сказать, а что, пока сиротский приют для них не построен, их следует поместить в каком-нибудь подходящем месте. Я не настолько глупа, чтобы думать, будто подходящие дома вырастают за ночь, наподобие поганок. Ангус, вас отличает редкий здравый смысл. Что вы предложите?
— Мне нечего предложить, — сказал он, растерявшись.
— Фиц, вы член парламента и, значит, должны знать хоть что-то. Что вы предложите?
— Использовать «Хеммингс», поскольку срок моей аренды истечет еще не скоро. Я уже распорядился, чтобы Мэтью нанял плотников соорудить двухъярусные кровати в трех спальнях — одна для девочек, две для мальчиков. Так что останутся три спальни для нянек, если вы согласитесь на каких-то девять вместо двадцати. Большая гостиная отлично подойдет для классной комнаты, малая — для учительской. Столовая вместит всех детей разом на скамьях за столами наподобие трапезных. Две учительницы будут жить в коттедже, прислуга на чердаке. И так далее, и тому подобное.
— Блестяще, папа, — сказал Чарли, ухмыляясь.
— Значит ли это, Фиц, что вы построите приют? — лукаво осведомился Ангус, пока дамы слушали, затаив дыхание.
— А есть ли у меня выбор? Но я выбью пожертвование у Чарльза Бингли, не сомневайтесь! Я нашел восемь акров, не пригодных ни для пахоты, ни для пастьбы по эту сторону Бакстона и почти на полпути между Пемберли и Бингли-Холлом. Однако мы раскинем сети достаточно широко, чтобы поймать еще пятьдесят трех детей, и построим приют на сто детей. — Он кашлянул и поглядел на дам с виноватой усмешкой. — При обычных обстоятельствах я отнесся бы к столь большому учреждению с моим врожденным скептицизмом, не сомневаясь, что сотрудники займутся растратами, а может быть, будут подвергать детей дурному обращению. Однако, раз наши дамы будут надзирать за каждым чихом и шмыганьем, сомневаюсь, что кто-либо посмеет выйти за рамки.
— Превосходная новость, Фиц, — сказала Мэри, крайне довольная.
— Как вы говорите, Мэри, члены парламента должны годиться хоть на что-то.
Следующие три дня Ангус Мэри не видел; все ее время было отдано детям, потому что найти даже девять нянек за такой короткий срок оказалось нелегко.
Это нечестно, сказал он себе; в дни, пока она жила в Хартфорде, я видел ее чаще, чем здесь в Пемберли. Она все время занята каким-нибудь делом, включая этих чертовых детей — и притом, что во всем ее теле не найти ни единой косточки материнства! Джейн занимается ими, тая от чувствительности, Китти — потому что подчиняется нажиму, а Элизабет — потому что единственная из них, она истинная мать. Но Мэри занимается ими из-за своего колоссального чувства долга — да есть ли вообще доступ любви в ее жизнь? В эту минуту я склонен думать, что нет. Она добрая, но не любящая.
Жертва хандры и нетипичной усталости, он был выдернут из того, что угрожало превратиться в трясину жалости к себе, появлением его возлюбленной, которая сбросила фартук и потребовала, чтобы он повел ее проветриться.
— Потому что я устала от писей и каков, — объявила она, когда они вышли из дома и направились к любимой полянке Мэри, которая была и любимой полянкой Элизабет.
— Детские словечки тягостны, — сказал он.
— Как и человеческие отходы, — парировала она и скрипнула зубами. — Я нахожу, что настроена больше на перспективу обучения их грамотности и арифметике, чем на сюсюканье и стирку. Как могут они пугаться чего-то столь восхитительного, как вода?
— Вы находите ее восхитительной, потому что не помните, когда ваша няня искупала вас впервые, — сказал он, обретая чудесное настроение только потому, что был с ней.