Фиц улыбнулся.
— Да, бесспорно. Однако есть и другие леди не менее обворожительные. Почему бы не жениться на одной из них? Сколько вам? Сорок? И все еще не женаты. Холостяк, завиднейшая партия в Лондоне, как говорят.
— Прошу извинить, но относительно обворожительных леди согласиться не могу. Элизабет уникальна. — Ангус попыхтел тонкой сигарой. — А незамужняя сестра сходна с ней? Если да, то я мог бы попытать удачу в этом направлении. Но сомневаюсь, иначе она не была бы старой девой.
— На нее был возложен долг ухаживать за их матерью. — Фиц поморщился. — Мэри Беннет глупая женщина, без передышки цитирующая чьи-нибудь чужие христианские мысли. По последней своей молитве годы тому назад она нашла для преклонения нового бога, Аргуса! — Дарси уперся обоими локтями в стол и сложил ладони (манера внушить собеседникам, будто он расслабился, ни о чем не тревожится). — Что возвращает меня к этому утомительному субъекту, Не стоит, Ангус, продолжать публиковать его жалкие измышления.
— Если бы они и правда были жалкими, Фиц, вы и вполовину не так беспокоились бы. Это ведь не Лондон вас допекает, верно? Лондон всегда был бурлящей мешаниной и всегда ею остается. Нет, вы боитесь какой-то революции на севере — как далеко простираются ваши интересы?
— Я брезгую вмешиваться в то, что ниже достоинства одного из Дарси!
Ангус оглушительно захохотал, ничуть не обидевшись.
— Господи, ну и сноб же вы!
— Я предпочел бы сказать, что я джентльмен.
— Да, особое занятие. — Ангус откинулся на спинку стула. Сотни свечей в люстре у него над головой зажигали искры в его тронутых серебром волосах. Складки его худых щек углубились в улыбке; они придавали ему вид озорного бесенка. Именно таким он ощущал себя: никогда еще Фицуильям Дарси не интриговал его до подобной степени. Обнаружились подводные течения, о которых он и не подозревал. Не из-за редкого ли приезда Элизабет на юг? Большая часть его знакомства с ней ограничивалась гощением в Пемберли, где Фиц любил собирать гостей; вопреки своей красоте она недолюбливала злачность лондонского света. Приехать ее понудил прием при дворе, и он почитал себя счастливым, что непонятная зацикленность Фица на Аргусе приводила к интимным обедам втроем.
— Бесполезно, — сказал он, допивая портвейн. — У Аргуса будет трибуна для дебатов, пока «Вестминстер кроникл» принадлежит мне, а вам недостанет денег, чтобы купить ее у меня. На это потребовались бы сокровища Креза.
— Какой приятный обед, — сказала Элизабет мужу, когда их одинокий гость откланялся. Она поднималась по левому полукружию лестницы над великолепной площадкой на полпути вверх. Фиц рядом помогал ей справляться со шлейфом.
— Да, совершенно верно. Хотя и обескураживающий. Видимо, мне не вбить Ангусу в голову, что Аргус и иже с ним приведут к нашему падению. С тех пор как американские колонисты начали болтать о своих демократических идеалах, а французы — рубить головы аристократам, низшие сословия ропщут даже здесь, в Англии.
— Нация лавочников, назвал нас Бонапарте.
— Бонапарте потерпел неудачу. Сэр Руперт Лейвенхем сообщил мне, что его великая армия погибла в русских снегах. Сотни тысяч французских солдат замерзли до смерти. А он оставил их на произвол судьбы… можешь ли ты поверить этому, Элизабет? Выскочка без всяких понятий о чести.
— Без малейших, — сказала она, как от нее требовалось. — Кстати, Фиц, когда Мэри сказала тебе, что влюблена в Аргуса?
— Когда я беседовал с ней в библиотеке в утро нашего отьезда. Мы… э… слегка повздорили.
Они подошли к ее двери. Элизабет остановилась и повернулась к нему.
— Почему ты мне не рассказываешь про такие вещи?
— Они тебя не касаются.
— Нет, касаются, если речь идет о моей сестре! Что значит, повздорили? Поэтому она живет в Хартфорде? Ты дал ей понять, что в Пемберли ее присутствие нежелательно?
Нетерпимость к критике его поступков вызвала резкую отповедь.
— Напротив, она наотрез отказалась переехать в Пемберли! Или даже обзавестись компаньонкой! Верх неприличия жить одной! И в Хартфорде на глазах людей, знающих ее много лет! Во всем, что касается ее, я умыл руки, пусть тратит свою долю наследства на какие-то свершения, внушенные ей письмами этого идиота Аргуса!
— Не очень щедрую притом, — возразила она, сверкнув глазами. — Как мне известно, братец Чарльз вносил половину. Мэри обходилась тебе в год меньше, чем ты тратил на тщательно подобранную пару беговых лошадей! И я имею в виду не гнедых и серых вместе, а только одну упряжку! Двести пятьдесят фунтов в год! Столько ты платишь своему камердинеру, а заведующему конюшнями еще больше! Когда речь идет о тебе самом, Фиц, ты тратишь, не считая. Но не на мою бедную — буквально, а не только фигурально — сестру!