Река! Она вспомнила, как дорогой Чарли говорил о пещерах и подземных реках Скалистого края, и внезапно поняла, где она. Заключена в пещерах Дербиширского Скалистого края, то есть не так уж далеко от Пемберли. Но почему? Инстинкт подсказывал, что ее целомудрию ничто не угрожает, а Капитан Гром забрал все, что было при ней. Значит, и не из-за денег. Разве что ее похитили для выкупа? Смешно, ответил здравый смысл. По тому, что было при ней, нельзя было узнать ничего, кроме фамилии, а она ведь не Дарси. Ее вид же скоро убедил бы захватчика, что она — никто, вероятнее всего гувернантка. Кто мог бы догадаться о ее связи с Дарси из Пемберли? Ответ был — никто. Значит, какой бы ни была причина ее похищения, к выкупу она отношения не имеет.
Тем не менее ее неведомому захватчику она зачем-то требовалась, иначе он бы не спас ее, не постарался бы сохранить ее живой. Не поругание и не выкуп, так что же?
И только когда она надевала трубу на лампочку, она увидела его: удобно расположившегося на деревянном стуле с высокой спинкой по ту сторону решетки… сколько времени он следил за ней? Она поставила лампочку и обернулась к нему, шаря глазами.
Щупленький старичок! Прямо-таки гном, морщинистый коротышка. Ноги скрещены в коленях; тощие голени завершаются открытыми коричневыми сандалиями. Вересково-бурый халат с капюшоном, перевязанный на талии толстым кремовым шнуром, распятие на груди. Будь коричневость его халата более коричневой, он сошел бы за монаха-францисканца, подумала она. Морщинистый складчатый скальп был лысым повсюду, даже вокруг ушей, а глаза, изучавшие ее с не меньшим интересом, были настолько белесо-голубыми, что радужки почти не отличались от белков. Покраснелые слезящиеся глаза, но пугающие, потому что, казалось, они словно бы всегда смотрят наискосок. Тонкое лезвие крючковатого носа, а губы — узкие, сурово дисциплинирующие, как у солдафона. Мне он не нравится, подумала Мэри.
— Вы умны, госпожа Мэри, — сказал он.
Нет, сказала Мэри мысленно, я отказываюсь выдать страх или смятение. Я сумею помериться с ним.
— Вы знаете мое имя, сэр? — сказала она.
— Оно вышито на вашей одежде. Мэри Беннет.
— Мисс Мэри Беннет.
— Сестра Мэри, — поправил он.
Она выдвинула стул из-под книжного столика, поставила точно напротив него, затем села, чинно сдвинув колени и щиколотки, сложив руки на коленях.
— Почему вы считаете, что я умна?
— Вы сообразили, как подливать масло в лампы.
— Нужда всему научит, сэр.
— Вы боитесь темноты.
— Конечно. Это естественная реакция.
— Я спас вам жизнь.
— Как вы это сделали, сэр?
— Я нашел вас на пороге смерти. У вас, сестра Мэри, была смертельная опухоль мозга, которая выдавливала из вас жизненные соки. Великан, который вез вас, этого не видел, а потому, когда он отошел по своим делам, мои дети и я украли вас. Я создал эликсир как раз от такого недуга, но мне требовался пациент, чтобы его испробовать. Вы чуть не умерли, но чуть-чуть не считается. Мы вовремя доставили вас домой, и пока мои дети вас мыли и устраивали поудобнее, я дистиллировал мой эликсир. Вы явились ответом на многие молитвы.
— Вы принадлежите к какому-то монашескому ордену? — завороженно спросила она.
Он взвился в негодовании.
— Католик? Я? Ни в коем случае. Я отец Доминус, блюститель Детей Иисуса.
Лоб Мэри разгладился.
— А, понимаю! Вы руководитель одной из многих чужестранных христианских сект, которые заполонили север Англии. Письма-предупреждения англиканской церкви все время предостерегают от вам подобных, но про Детей Иисуса я ничего не читала.
— И не прочтете, — сказал он угрюмо. — Мы гонимые.
— Кем, отче?
— Гонителями. Мои дети принадлежали людям, которые эксплуатировали их и дурно с ними обращались.
— А! Владельцы заводов и фабрик, — кивнула она. — Ну, отче, от меня вам опасность не угрожает. Подобно вам, я враг таких людей. Освободите меня и позвольте трудиться с вами во имя спасения всех таких детей. Скольких вы освободили?
— Это вас не касается и касаться не будет. — Его взгляд скользнул за ее плечи и уставился на стены ее темницы. — Я спас вашу жизнь, и потому она принадлежит мне. Вы будете работать для меня.
— Работать для вас? Делая что?
Словно в ответ он протянул к ней свои руки: возраст искривил пальцы, их суставы распухли от какой-то болезни.
— Я не могу писать, — сказал он.
— При чем тут это?
— Вы будете моим писцом.
— Писать за вас? Писать что?
— Мою книгу, — ответил он просто и улыбнулся.
— Я была бы рада помочь вам, отче, но по собственному свободному выбору, а не из-за того, что вы держите меня пленницей, — сказала она, ощущая растущую тревогу. — Отоприте дверь. Затем мы сможем договориться на каких-нибудь условиях, удобных нам обоим.