Мы досматриваем с Настеной серию, и она предлагает поиграть в приставку, что мы и делаем следующие пару часов без всякого удовольствия. Из-за стены то и дело доносятся обрывки новостной передачи, перемешанные с обрывками диалога родителей в какой-то сюрреалистический винегрет.
— …ситуация на Ближнем Востоке…
— …просто ужасная, как я это терпел восемнадцать лет…
— …канцлер Германии заявила во время итоговой пресс-конференции, что президент Белоруссии…
— …просто конченный! Как был всю жизнь безотцовщиной…
— …на чемпионате мира по фигурному катанию российская участница…
— …всю жизнь на тебя потратила, все хренову жизнь…
— …и о погоде…
Когда из-за двери доносятся особенно громкие выкрики, Настена поднимает на меня глаза, полные муки. Один раз я даже пытаюсь закрыть ей уши: родители как раз начали обсуждать вопрос, кто из них кого и сколько раз подозревал в супружеской неверности, и насколько обоснованными оказались эти подозрения. Настена вырывается, чуть отодвинувшись от меня.
— Да идти ты… — бурчит она, глядя на экран. — Я это все уже сто раз слышала.
И действительно. Какой смысл, если все это не в первый раз и даже не в десятый? Наверное, я это сделал, потому что с большим удовольствием закрыл бы уши себе самому. Я бы вообще был рад, как говорят в Интернете, «развидеть» и «расслышать» все то, что видел и слышал за последние полгода. На меня словно вывалили целый самосвал грязи, а самые близкие мне люди с завидным упорством мажут этой грязью друг друга и меня заодно.
Через пару часов Настена начинает клевать носом, и я волевым решением выключаю телек. Она предлагает поиграть еще, но я говорю, что она может поиграть в телефон в кровати, если хочет. Все равно отрубится почти мгновенно. Настена тут же напяливает наушники: такой вариант ее тоже устраивает. Я ложусь в кровать и тоже начинаю тупить в телефон, натянув наушники и включив в ВК первую попавшуюся песню.
Меня охватывает чувство собственного бессилия и глупой, скользкой жалости к себе.
И в тот момент, когда я уже готов выключить телефон и уткнуться в подушку, мне приходит СМС уже с нового номера: «Привет! Игорь, ты в большой опасности, и никто тебе не поможет, кроме меня. Серьезно, это не шутка».
Глава 2
Дата: 20 октября 2020 года.
Статус: турнир активен.
Количество участников: 35.
Фирма настоятельно предостерегает участников от контактов с сотрудниками Ордена.
При любых попытках вербовки и получении иных предложений рекомендуется немедленно сообщать дежурному администратору.
Следующий день начинается для меня с урока английского, который я провожу, уставившись в телефон. Не могу даже делать вид, что слежу за ответом Сони Антоновой, безуспешно пытающейся совладать с грамматикой. Языком я занимаюсь серьезно на курсах, а в школе что за английский?
За сегодняшнее утро я получил уже три СМС, пяток сообщений в ВК, и даже одно пуш-сообщение, как будто сгенерированное самим телефоном. Если честно, меня это уже начинает немного напрягать, и я подумываю написать в службу поддержки оператора. Что это вообще за хрень такая? Может быть, хоть они могут как-то это заблокировать?
Суть всех посланий сводится к тому, что я в большой опасности, но в то же время у меня есть возможность стать чуть ли не богом. Бредятина редкостная, конечно. Я даже не знаю, кто на такое покупается. Нигерийский спам и то осмысленнее.
Антонова уже явно приближается к неизбежной тройке, когда провисшая дверь открывается, шкрябнув, как обычно, по полу, и в кабинет к нам заглядывает Колобок. Колобком мы зовем математичку Галину Борисовну, нашу классную — за общую необъятность и, в общем-то, добродушие. Не в глаза зовем, естественно.
Выглядит она слегка взволнованно. Оба ее подбородка дрожат, словно желе, а глаза хаотично блуждают по классу, словно ищут, кого бы назначить крайним.
— Наталья Сергеевна, можно я Ростовича заберу? — спрашивает она у англичанки. Та величественно кивает, сохраняя на лице чопорное выражение лица британской леди, и я поспешно поднимаюсь из-за парты, повинуясь нетерпеливому жесту Колобка. Зачем, интересно, я ей понадобился? Что-то случилось? С родителями? Почему-то именно эта мысль возникает первой. Чувствуя, как грудь наполняется противным холодом дурного предчувствия, я выхожу из класса и закрываю за собой снова шваркнувшую дверь.