Однажды я собрался с духом и, отрастив как следует неопрятные волосы на манер ансамбля «Битлз», зажал в кулаке сорок копеек и трепетно пересёк переулок. Но когда подошла моя очередь, я оказался в руках вовсе не нимфы, а дородной тётки, обезображенной фиолетовой «химией». Тётка занимала всё пространство взгляда, сдвигала стены. Глаза — обесцветились, лицо — излишне сдобное. Своими сильными толстыми пальцами она скручивала мою шею туда-сюда, капала подкожным жиром, вихры жалко сыпались к подножию её опухших вен. И это называется блаженство? К тому же и моя избранница, как оказалось вблизи, носила вовсе не шпильки и капроновые чулочки, а разбитые тапочки и свалявшиеся шерстяные носки. Благодаря волнению, это я в подробностях разглядел. Да и голос оказался нехорош, речь состояла из свистяще-шипящих. Фонетически она оказалась мне чужда. Заигрывая с солидным
г
пожилым клиентом, она сказала ему на прощанье: «До седин не доживёшь — раньше облысеешь». И сама засмеялась. Мне же её шутка показалась вульгарной. В нимфе было что-то земноводное и мелкорусское. Под носом неприятно бугрилась припудренная родинка. Товарки называли её Аллой, но это знание было мне больше не нужно.
Колониальными марками торговали сомнительные молодые люди в подворотцях, подъездах, а также в Парке культуры и отдыха имени Горького. Откуда они их брали, оставалось загадкой. Не пускались же они за ними в кругосветное плавание на океанских лайнерах через бескрайние морские просторы? Наверное, сомнительные молодые люди уже имели приводы в милицию? Их фарцовочный глаз измерял вес твоего кошелька без ошибки. Деньги на школьные завтраки проседали в карманах их обуженных в дудочку стиляжьих брюк. Я был фарцовщикам благодарен. Сбить цену не удавалось никогда, но мои пальцы, лапающие королеву, светились от счастья. Заморская колония стоила двадцать копеек, школьный завтрак — пятнадцать. Дома ждали, скорее всего, макароны с котлетами. Или пироги с капустой, которые обходились в ту историческую эпоху дешевле покупного хлеба. Жили бедно, но не голодали, я наворачивал полную порцию щей, съедал по четыре котлеты за раз, заедал винегретом, запивал наваристым компотом из сухофруктов. Больше всего мне нравилась влажная обвислая груша. Так что в школе можно и потерпеть, обойтись без завтрака. В школе полагалось изучать теорему Пифагора, законы Ома, Гей-Люссака, таблицу Менделеева, произведения Шолохова и Маяковского. Маркс с Лениным писали сложновато для неокрепшего ума, я их изучал в пересказе.
Однако послать обстоятельное письмо с красивой маркой на белоснежном конверте не представлялось возможным. Неоткуда, некому, некуда, незачем. Марками можно было только меняться. И я менялся от души: КНР на КНДР, СФРЮ на ПНР. Ну и так далее, докуда хватит согласных. Но свою королеву я принципиально не отдавал никому. Без принципа человеку нельзя. А не то превратишься в заурядное млекопитающее.
Марки-марками, но тут откуда-то с высокого верха явилось распоряжение: наиболее шустрым комсомольцам следует пройти маршрут по местам боевой, революционной и исторической славы. Причем не просто пройти, а пробежать на время, соревнуясь в скорости с шалопаями со всех сторон столичной земли. Всемиров погрустнел, ибо его питомцам было легче добраться до кладбища Пер-Лашез, чем до мавзолея Ленина. Узнав, что моя тётка живет возле Музея революции, он шепнул мне: «Не подведи, держись до предпоследнего!» — и вручил обходной лист, казенный компас и металлический рубль на текущий расход. «Смотри не потеряй! За невыполнение приказа — расстрел!» — напоследок пошутил он. Чувствовалось, что дело и вправду серьёзное.
«Есть сориентироваться на местности!» — пылко отвечал я. Любовь к учителю перевешивала сомнения в собственной компетентности, комсомольский значок — золотой профиль вождя на красной эмали — алел малиновой сукровицей на форменном пиджачке цвета поблекших лиловых чернил. Гимнастёрки с фуражками уже упразднили, но в актовом зале по-прежнему красовался плакат «Партия сказала: надо. Комсомол ответил: есть!». На нём была изображена широко шагающая девица упругих форм с рюкзаком и чемоданом. В какую точку отправила её партия, оставалось загадкой. Мне было проще, мне предстояло путешествие налегке.