«Не волнуйся, зачем нам деньги?»
И вправду, зачем?
Долго ли, коротко ли...
И вот — голубая вода, посередине — остров, нежно играет волна. Отмель отдавала золотом, казалось, что песок намыл сам Кронос. Выглядело утопически. Этот пейзаж хотелось засунуть за пазуху, а не то исчезнет.
«Как называется этот чудный остров?» — спросил я.
«Никак не называется, как и озеро. Их нет на карте, географы про них забыли. Просто Озеро, просто Остров».
Вот и хорошо.
Держа в высоко поднятой руке аккуратно сложенную одёжку, к Острову грёб подросток. Ольга Васильевна махнула ему белым носовым платочком, он стремительно развернулся и обиженно поплыл обратно. «Терёха, мой ученик, член сборной СССР по плаванию, скоро Олимпиада, а у него с придаточными предложениями не всё в порядке, я ему обещала помочь. Ничего, завтра нагоним», — слегка закраснелась Оля.
К дому вела тропа, петлявшая в гору. Мы поднимались по ней уже гуськом, но думаю, что снизу всё равно сливалось в один уголёк, который бережно раздувал ветер. На ладони, которую только что обнимала Олина рука, были видны водяные знаки судьбы. Карабкаясь вверх, я ощущал, что мой песенный пост переносится выше и выше.
На самом краю обрыва — телескоп, горизонтально направленный в прошлое. Я прильнул глазом: посольство, милицейская будка, мой дом. Всё как на ладони. Во дворе никого — время рабочее. Только какая-то шавка носилась по пыльному кругу. От весны одурела. Видно, что лает, но звуков не доносилось. Может, это кобель Сан-Игнасио де Веласко к боливийцам вернулся? Вряд ли. Уж слишком радостно пасть разевает, а наши собаки — самые брехливые в мире. С этим уже давно никто не спорит. Только отпетые антисоветчики.
Я оторвался от окуляра. Цвели вишни, урчали шмели, носились стрекозы. Со старой яблони я сорвал не тронутый временем увесистый плод. Ветка с благодарностью распрямилась. Хрустнуло, во рту закислило. Антоновка, моя любимая. Я обживал Остров, Остров обживал меня. Наливалась землёй редиска, зеленел лучок. Под берёзой в серёжках таранил воздух красной головой подосиновик. Чуть поодаль — торчал ананас на стройной ножке. Как-то всё тут было не по сезону и не по климату, как будто тут дом творчества. «Здесь микроклимат другрй, — пояснила Оля. — На мой Остров прогноз погоды не распространяется. Здесь и траву есть можно — сладкая, сочная, витаминная. Обживайся, теперь Остров твой». Было понятно, что состав местной почвы Оля знает досконально. Скорее всего, от рождения.
«Что, и снег никогда не идёт?» — испугался я. «Это зависит от настроения», — сказала Оля. «А это не что иное, как бугенвиллия, — указала она на дерево, цветшее волшебным фиолетом. И дополнительно пояснила: — Это так названо в честь французского ботаника Луи Антуана де Бугенвиля, годы жизни 1729-1811. Но он здесь, к его несчастью, никогда не был. Семян не оставил, но я всё равно вырастила». То есть Оля, сообразуясь, с жизненными обстоятельствами, ещё и читала мне историю науки. Потрясающе!
Несмотря на прожитую длинную зиму, претензий к природе я больше не предъявлял. А на Острове этом можно быть хоть камнем. Разумеется, аллегорическим. Настоящих камней здесь тоже имелось немало. Разных форм и в разных положениях: плоские и горбатые, валуны и подножная мелочь, стоячие и лежачие. Будто прибыл на экскурсию в японский сад. Разумеется, никакой Японии здесь не было, просто здесь был ледник.
За крытым обыкновенным шифером домом вился лёгкий дымок. Я догадался, что там был горячий источник, что свидетельствовало об огневой сущности Острова и о той бесконечной работе, которую творит природа, когда мы спим. «Да, в этом источнике я и купаюсь, баня здесь не нужна, и её у нас с тобой нет», — читая мои мысли, сказала Оля. Всегда мечтал искупаться в горячем источнике!