Мне хотелось, чтобы ученики поскорее ушли, и это было заметно. Я заходил в дом, глазел в окно. За стенкой напрягались глаголы, обретали краску определения, скучные вещи получали род. Вяли уши. Доносились и далёкие голоса героев прошлого и нашего времени. «Погиб поэт — невольник чести. К нам едет ревизор! Если бога нет, тогда всё позволено». Классика без примеси ностальгии, ненавистные сочинения. В носу щекотало от литературных молекул. Желая обратить на себя внимание, я чихал. Получив очередную порцию знаний, ученики растворялись посреди водной глади. И тогда я выпаливал те слова, которые успел накопить за день. Стихов бьио много, я не давал Оле опомниться. Она же развешивала листочки со стихами по стенам.
г
Почерк у меня всегда был неразборчивый, но всё равно получалось красиво.
Я сотрусь как ворс о твои колени.
Я стеку как воск к подножью свечи. Прибывает мой голос, повторяя как цлющ разветвления древа, пробивая как хмель сгусток листвы.
Уходя на восток, не становишься ближе ни к солнцу, ни к звёздам. Не доплыть до заката.
До рассвета можно только дожить.
Электричества на остров переброшено не было, так что вечерами мы и вправду зажигали свечи. Конечно, лектору следовало бы смотреть по телевизору последние новости, чтобы быть в курсе текучих новостей, но мне хватало и здешних событий. А накопленных за долгие годы политических знаний вполне достаточно для тёмных сельчан — так беспечно я думал.
Экзамены в школе близились, Ольга Васильевна практиковала индивидуальный подход. Это требовало времени, которое я считал своим. Видя моё недовольство, Оля грустно заметила: «Ты людей любить не умеешь, только природу». Наверное, а может, и наверняка, именно так и обстояли дела. Оля вообще была святая. Понимаете, как ей было трудно со мной? Не говорю уж о том, как мне было с ней трудно. Я иногда ощущал себя виноватым. Но, разумеется, ненадолго, любовь перебивала другие чувства. Оля и вправду была святая — обратить меня в свою человеколюбивую веру она не хотела, она хотела, чтобы я оставался самим собой. А может, знала, что святого из меня никогда не выйдет. Да, разумеется, человеколюбия мне не хватало, но Олю-то я любил. Несмотря на прошедшее время, это и сейчас ясно. Мне хотелось знать её всю — со всеми потрохами.
Как в яблоке янтарном угадываются зёрна, в тебе просвечивает лоно. Лирика сосудов, поэма почек, дар любви понятны лишь тому, кто заполняет книгу бытия, о жизни будущей понятья не имея.
Садовник сад растит, и замысел становится честнее. Когда плоды не рвут, деревья забывают, зачем они цвели.
«Странно! Жили-жили и были чужими. И откуда ты такой взялся?» — продолжала Оля прерванный разговор.
— А ты лишнего не думай, будь, как в раю, моя радость.
Я вспомнил про агронома из поезда. Наверное, в раю тоже бывают зоны с разным устройством. В том числе и такие, где похмеляться не требовалось.
— Да, я думаю о тебе больше, чем о смерти. А про географию рассуждать больше не стану, история намного важнее. История — это дующий в твою сторону ветер.
Оля стихов не писала, она их произносила, я подхватывал.
— Именно. Разделённая история равняется её умножению. Разве не так?
— Не забывай про сумму прожитого врозь времени. И сколько нам надо ветра для счастья, по твоему мнению?
— Вся жизнь. В нашей с тобой истории она победит географию, уж ты мне поверь.
Сказав так, я и сам поверил. Настоящее чудо. Только не отступать!
Оля дала мне воздуху, но сейчас посадила на землю: «Время не уродует только тени. Его не победить, уже снова темнеет, скоро лекция. Я и корзину с гостинцами для слушателей приготовила. Лимонная косточка проросла, я полила побег. А от ветра у тебя слезятся глаза. Это проверено».
Солнце и вправду сползало к горизонту. Я со скрипом поднялся с усталой постели; недовольно щёлкнул замками, раскрыл чемодан, взглянул в подробный конспект, составленный Иван Иванычем. Опять Пиночет! Снова договор по ограничению стратегических вооружений...
«В конце не забудь сказать: сдохни, актёр-президент Рональд Рейган, а партии твоей Республиканской место на свалке истории (или в жопе; произнести так или эдак в зависимости от настроения публики, образовательного уровня аудитории и иных обстоятельств, это факультативно). Граждане, вашу духовность не переплюнул никто, перечитайте „Малую землю" (товарищ Леонид Брежнев, отчество Ильич, родился в 1906 году, ни в коем случае не перепутать его с Лениным) и „Поднятую целину" (Михаил Шолохов, отчество Александрович, живёт в московском переулке Сивцев-Вражек в многогабаритной квартире, но прописан в станице Вё-шенской в ветхом родительском доме; лучше этого не упоминать, это на всякий случай — для злопыхателей). Уходя навсегда, не позабудьте выключить свет (это если электричество в деревне будет, т. е. факультативно; если же электричество не проведено, сказать пару слов про светлое будущее). Пятилетку — в четыре года (это императив, в противном случае меня с работы выгонят, а я уж тебя). Встаньте за партией в очередь в сокровищницу мирового искусства! Никогда, подчёркиваю, никогда не путайте Венеру Милосскую с Моной Лизой. Различаются так: у второй — улыбка двусмысленная, что-то скрывает, биография неизвестна, нам с такими не по пути. А первая — инвалидка, у нас таких много, с такою можно иметь любое дело».