К счастью, была зима. Я ждал своего дня рождения, потому что мне предстояло получить поздравление от Гашиша. Когда раздался звонок, я подпрыгнул на стуле и, не выслушав фразу до конца, на слове «поздравляем» решительно перебил: «SOS! У меня неотложная просьба!» Голос на том конце осёкся, значит, это был всё-таки настоящий человек. Он скучно произнёс: «Записываю». Тогда я обрисовал ситуацию с астмой. Голос меня просил говорить помедленнее, я даже услышал сопение — значит, и вправду велась фиксация. Я просил Гашиша подумать о каких-нибудь йоговских средствах, которые не будут предполагать летальный исход. Мужской голос отчётливо произнёс: «Сообщение принято» — и повесил трубку. На протяжении телефонного разговора Нюшенька хрипела и кашляла, душа у меня уходила в пятки.
Через пару месяцев пришла бандероль без марок и почтовых штемпелей. Её принёс молодой человек в ладном костюме, который сидел на нём, как военная форма. Я хотел показать ему паспорт и расписаться в получении. Молодой человек вежливо улыбнулся: «Можете не беспокоиться, мы о вас и так всё знаем». Мороз пробежал по коже, но молодой человек наверняка врал. Разве можно знать о человеке всё? Людей этого рода занятий отличает самонадеянность. Если бы он сказал «хочу всё знать», тогда, может, я бы ему и поверил. И то вряд ли. Людям этого рода занятий про всякую новость надлежит написать отчёт. Покажите мне человека, который это дело любит. И они тоже не любят, поэтому не хотят ничего нового узнавать. Учёные из них не получаются, только доносчики.
В бандероли оказалось несколько папиросных листочков с описанием дыхательных упражнений. Бумага — мятая, видно, что путешествовала скрученной в каком-нибудь секретном контейнере. Например, в коленце бамбука. Размашистый почерк его, Гашишов. На каждом из листочков стоял жирный штамп «проверено». Заранее зная это, Гашиш не написал мне ничего личного и не передал никому приветов. Только приписочка: «Упражнения делать часто и вечно». Думать о вечности у меня не получалось, слишком был занят медицинскими переживаниями.
Мы с Нюшей стали вместе дышать по-особому, одна она не хотела. Затыкая поочередно ноздри, вдыхали воздух в одну, выдыхали другой. Надували воздушные шарики. Играли на блок-флейте и губных гармошках. Принимали позу змеи, тигра, слона. Усевшись в позу лотоса, на долгом выдохе пели на диковинном языке похвалу Будде: «На-а-а-а-му-у-у-у-а-ми-и-да-бу-у-цу-у-у». Просто мычали. Потом молчали, мысленно изгоняя болезнь. И так — по три раза на дню. Я чувствовал облегчение в своих прокуренных лёгких. Нюше тоже лучшало, дышала ровнее, кашляла меньше, задыхалась реже, временами стала застенчиво улыбаться, но конца всё равно не было видно, иногда к вечеру подскакивала температура, глаза становились несчастными. Недаром Гашиш мне написал: делать упражнения вечно.
Но однажды я всё-таки придумал то, что Нюшеньку и вправду спасло. Я держал за два верхних угла лист писчей бумаги, нежненько, без натяга, а Нюшенька на манер каратиста лупила в него сомкнутым кулачком. Задача состояла в том, чтобы порвать бумагу. Главное — предельная концентрация. У Нюшеньки не получалось, она злилась и лупила ещё. Она страшно кричала «вот!», и я слышал, как опорожняются лёгкие, как какие-то микрочастицы, бациллы, вылетают в пространство и на вольном воздухе дохнут. Нюша докричалась до того, что рвала листок надвое с первого раза. Это было удивительно — даже бык своими рогами вряд ли с таким постоянством и лёгкостью рвёт мулету. А Нюшенька рвала. Это было наше общее достижение. Для экономии бумаги мы перешли на оборотки. Однажды она по ошибке заехала мне в солнечное сплетение. Я упал от боли как подкошенный, потом долго лежал на холодном полу и думал: будет жить!
Словом, мы проводили с Нюшенькой много времени и снова подружились. Ей снова стали нравиться мои привычки — хоть вредные, хоть бесполезные. В тот день, когда Нюшенька впервые не кашлянула ни разу, я с радости выпил водки. Ещё пару дней назад она бы вызвала во мне раздражение, я стал бы ругаться с Катей, но в тот день я обнял её за плечи и воскликнул: «Что же мы с тобой наделали! Давай попробуем снова!» Но Катю искренностью было уже не купить. Она сказала: «Это ты всё наделал!» Что мне оставалось? Выпить ещё, потом спать. После пережитого это не так просто, как кажется.