Когда мы уезжали, хозяйка уронила слезу, а Иван выпросил наши лыжные палки. «Они у вас титановые, змеевичок отменный сооружу. А вы себе другие палки в столице купите, у вас там снабжение, вижу, получше нашего. Приедете на следующий год, я уж вас как следует угощу, не из бурака, из пшенички, тройной перегонки, хорошо погудим!» Глаз его посветлел, он хорошо представлял себе будущее, этот Иван. И его будущее было светлым.
Хозяева были неграмотные, но я всё равно написал от их имени письмо в «Паровозный гудок». Я бросил его в почтовый ящик в Славском. Хозяева писали: «Дорогая редакция! Мы в своих горах живём, как у Владимира Ильича Ленина за тёплой пазухой. Всем довольны, ни на что не жалуемся, хлеб привозят каждое воскресенье, политику партии и правительства горячо одобряем. Про Бандеру Степана Андреевича думаем отрицательно, очень правильно его в Мюнхене отравили. Всё у нас своё, даже свиные кишки с гречкой. Пьём умеренно, по большим праздникам и тоже только своё. Раньше, до советской власти, гнали из бурака, а теперь вот из пшенички, передайте спасибо кому-нибудь из Кремля. Только вот просим посодействовать нам в одном важном деле по своим железнодорожным каналам. Дело заключается в том, что, наблюдая за отдыхающими, нам тоже очень хочется покататься на горных лыжах. А то они катаются, а нам завидно. Чем мы хуже? Начнём, естественно, с простого, с элементарного спуска „плугом", а потом надеемся перейти на параллельные лыжи, чтобы защитить честь Грабовца на районных соревнованиях. Руки у нас золотые, нам даже лыж покупных не надо, сами из бука топором натешем, мягкие крепления из свиной кожи тоже самостоятельно сделаем, но как быть с титановыми палками? К сожалению, месторождений титана у нас не имеется. Вы уж там скажите, кому нужно, пусть нам эти палки в деревню по железной дороге доставят. Только побольше, хотя бы вагон, чтобы палок на всех хватило. А мы уж сами их в магазине купим, наших доходов от приусадебного хозяйства и не на то хватает. Снежный привет министру путей сообщения!»
По мере удаления от Грабовца снег становился грязнее. Сколько можно? Доколе? Это было неприятное ощущение. Когда подъезжали к Киеву, снег свалялся в чёрную массу, я вышел в тамбур, стрельнул сигарету и закурил. Это вышло само собой, естественно. Прокуренный воздух тамбура стал какой-то родной. Гашиш же всю дорогу читал какую-то чушь про разведчиков и диверсантов. Ему уже давно было не до «Даодэдзина». После возвращения из Анголы в этой пресной жизни больше ничего не случалось. Гашишу не хватало убийств и свежей крови. Чего бы здесь взорвать? Если самому не взорвать, пусть хоть другие что-нибудь толковое придумают и в книжке напишут. До конца Гашиша всё-таки не отпустило.
Возвратившись в столицу, я понял, что страна стала другой. Письмо хозяев в редакцию осталось неотвеченным. Поэтому на следующий год мы не поехали в Грабовец. Мы вообще никуда не поехали. Так что погудеть с Иваном у нас не вышло.
Я по-прежнему сочинял...
Я по-прежнему сочинял подмётные письма, но уже без рвения, чудное ощущение новизны давно прошло, чувства юмора поубавилось. И сколько я зелёных деревьев на скучную бумагу перевёл! День был похож на другой. Поднимаясь с постели, я не сразу мог вспомнить, что сейчас на дворе: зима или лето, весна или осень. Глаза слипались, какая нынче погода, я узнавал по радио. Я даже не сразу вспоминал, кто у нас сегодня занимает должность Генерального Секретаря КПСС. Вроде бы всегда был Брежнев... Нет, уже не Брежнев, а Андропов. Нет, Андропов был вчера, а сегодня, наверное, Черненко. Радио мне и тут помогало, спасибо Попову и Маркони. А вообще-то хрен с ними, с вашими генеральными секретарями. Я ни с кем из них — бог миловал! — не пил ни чаю, ни водки. Но в газете я всё равно был на хорошем счету — сказывался опыт. Казалось, что так всегда и будет.
Но тут в кремлёвские палаты командорским шагом вступил Михаил Сергеевич Горбачёв со своей супругой Раисой Максимовной, звёзды на башнях засветили непривычным прельстительным светом, люди зашептались о советах трудовых коллективов, которые вот-вот станут управлять отдельными учреждениями, а потом и всей огромной страной. Тут-то и началось! На изумлённых глазах скупая хроника вырастала в эпос, чего я не ожидал. А кто ожидал, кто желал этого эпоса, скажите на милость? Мы желали здоровья себе и своим немногочисленным близким. На большее не хватало воображения.