Консул не принял во внимание совместный факт нашего далёкого пропитого, он попросту счёл, что я над ним издеваюсь. Говоря по совести, я его понимаю. Так что ни в какой Нью-Йорк я не поехал. Жаль, конечно, что мне не довелось полетать на воздушном шаре.
В Америке всё происходит быстрее, чем мне хотелось бы. Несмотря на моё отсутствие, Нюшенька сшила себе красивое свадебное платье, успешно вышла замуж, полетала на воздушном шаре и прислала мне фотографии. Платье мне понравилось: синие ирисы на белом фоне. Потом родила сына. Так я стал дедом, обладателем внука по имени Питер. У нас в родне мужчин с таким именем не было, а Нюшеньке оно понравилось.
Я отправился в головной офис нашей фирмы и отправил по факсу напутствие Петьке. Может быть, он его и прочтёт. Может, выучится когда-нибудь на русиста.
Послушай меня, сынок, пока у тебя уши торчком, а у меня ворочается язык. Дальше будет хуже.
В этом мире родней материнского молока ничего не сыщешь. Разбавить его физиологически невозможно. Дальше будет жиже. Потому позабудь его вкус. Учись дуть на воду.
Как увидишь мяч, бей не пыром, а «сухим листом». В этом мире редок случай, когда в небеса попадают прямой наводкой. Угодишь на звезду, где тебе будут не рады. Держи порох сухим, чтоб от тебя не осталось мокрого места. Это нам надо, сынок?
Из всех видов транспорта предпочтительней ноги. Песок и глина различны на поступь.
Дело не в скорости передвижения, а в том, чтобы успеть посмотреть в глаза своему народу. Тогда узнаешь — что, когда и почём.
Люби родину, но без ложного патриотизма.
Очень прошу: не мешай пиво с водкой. Закусывай огурцом. Это не повредит.
Люби многих, но ищи одну, что без тебя родить не сможет. Никогда не говори: «Хочу!» Этот кусок не впрок, боком выйдет. Если и вправду хочешь — тогда возьми. Разломи пополам. Не ленись.
Дальше будет голоднее, но лучше, сынок.
Мать моя умерла...
Мать моя умерла. Она не покупала мороженого ни мне, ни себе, она копила деньги всю жизнь, но они в одночасье всё равно рассыпались в прах, а она поскользнулась от огорчения на банановой кожуре, сломала шейку бедра, перелом не срастался, я её ворочал, сознание пропадало. Иногда возвращалось: «Не хочется умирать, а надо. Никто за меня не умрёт». Чтобы она не отвыкала от людей, я читал ей вслух. Не думаю, чтобы она хоть что-нибудь понимала. Впрочем, так же как я. Поэтому я читал что попало, просто буквы. Очнувшись, мама спрашивала, стоит ли запятая на правильном месте. Если она не стояла, она с осуждением морщилась. А про орфографические ошибки и говорить нечего. В нынешних издательствах книги вычитывались отвратительно, так что поводов для недовольства находилось много. Я держал маму за руку, а она смотрела свои сны. Утром она рассказала: «Ты был такой маленький и пошёл один за грибами. Нет тебя и нет. Я в лес побежала. Искала-искала, вот и нашла. А ты стал уже взрослый. Хорошо, что я ещё на своих ногах. Я тебе связала шерстяные носки. Наверное, маловаты. Ты уже вырос». Снова заснула и уже не проснулась. Я купил бутылку вина, достал свой ножичек, ввинтил штопор в пробку, стал тащить, но тут он сломался. Металл устал, никто ему не судья.
Бродский тоже умер. Говорят, легко. Говорят, что лежал на полу, улыбался. Но умер он слишком рано, не дожив до зрелости, до простоты. Мне было жаль. И его, и что так получилось. Жить нужно долго. В выводах я был, как и прежде, силён. Как-то разом все люди сделались моложе меня. Дело было, конечно, не в них, а во мне. Когда остаёшься один, стареешь быстрее. Я стал всем неуважительно «тыкать», в том числе и себе. Познакомиться, что ли, хоть с кем-нибудь? Желательно помоложе меня, с какой-нибудь женщиной средних лет. Мы познакомимся, она меня полюбит, я умру раньше её и не буду мучиться от потери. Пускай она слёзы льёт, мне уже надоело.
Выпивая в одиночку, пьянел я тоже сильнее обычного. В компании спиртное так не забирает, хмель вылетает из головы вместе со словами, пропитавшимися винным угаром.
Мы виделись с Гашишом редко. Зато, видя моё бедственное состояние, он предоставил мне отпуск. «Гуляй, сколько хочешь, хоть пожизненно. Дела на подъёме, деньги есть, твоих тараканов убьют другие. Повесь противогаз на гвоздь, попиши стихи, подыши воздухом, а не ядом. Нужно бы мне с тобой поехать в Грабовец, как ты ездил со мной, чтобы меня отпустило. Но дела держат, ты уж меня извини». Поэтому мужская дружба получалась у меня только с компьютером. Шарил в Интернете, искал сведения о своих давних знакомых, но ничего не находил. Мне-то они казались людьми интересными, но другие так не считали.