— Не помню!
— Давай, я тебе вслух почитаю!
Тут-то Кирилла и прорвало. Даже вынул наушники из покрасневших ушей, даже очки снял. Чтобы, значит, свой гнев до меня донести без ошибки. Не выдержал, будто пил водку не я, а он. Фанта, значит, тоже возбуждающе действует. Зря я его так, надо было смолчать. Всё-таки я старше своего сына, надо с этим считаться и быть посдержаннее. Я и так перед ним виноват.
Кирилл закричал: «Раньше надо было читать! За кого ты меня принимаешь? Я же сирота при живых родителях! Ты со мной даже в футбол не играл! Маль-читки надо мной смеялись, у меня удар получался кривой, мне приходилось всему самому учиться. Я даже кораблик из коры мастерить не умею! Я сам вырос! Я сам научился стрелять из рогатки. У меня нет предков. Что ты можешь мне прочесть, что рассказать? Сказку о потерянном времени? Как ты в очередях давился? Как ночами самиздатом захлёбывался? Как на байдарках в поход ходил? Твой опыт выживания — мусор, он никому не нужен. Наше время —другое, тебе к нам вход воспрещён! Может, ты родился и вовремя, но ты вовремя не умер».
Нет, конечно, Кирилл меня не простит. И поделом, он прав, раньше нужно было думать, раньше нужно было книжки ему читать и играть с ним в ножички. Но его аргументы всё равно мне не нравились. Мне бы взглянуть понежнее в его глаза болотного цвета, но у меня не вышло. Язык же всё равно болтал.
— Может, я уже и умер, откуда тебе знать?
— Что ты умеешь? Чего добился? Ты даже в компьютерные игры играть не умеешь! Я думал помочь стать тебе человеком, я хотел тебя звать отцом, а ты и этого не захотел.
Да, он прав, эти компьютерные игры я не любил, мне хотелось тактильных ощущений, поговорить по душам. Может, всё-таки хозяйку за столик позвать? Я посмотрел на неё, она протирала фужеры. Наверное, от стеснения она не ответила на мой отчаянный взгляд. Вряд ли она согласится посидеть с нами, зачем ей лишние разговоры, она и так от клиентов устала. Среди них попадаются такие скандальные. Неужели я и вправду ничего не добился? Я постарался сосредоточиться на прожитой жизни и вспомнить что-нибудь стоящее. Вспоминалось мало, даже тематический каталог в библиотеке остался незаконченным. А что уж говорить про «Паровозный гудок»... Кого я утешил? Сам себя смешил. Не смешно. Тараканов и тех со свету до конца не сжил. Постой-постой! «Я написал несколько стихотворений, посвящённых твоей матери. Разве этого не достаточно?»
Кирилл по-прежнему отвечал не задумываясь обо мне, беспощадно, он выпалил: «А стихов я тем более не читаю, из них креатива не смастерить».
Кирилл знал, чего хотел. Это — полезное свойство. А я разве не знал? Разве я не хотел? До меня донеслось: «К тому же мать увезла твои стишки с собой в Африку».
Значит, всё-таки перечитывает, подумал я с нежностью. Но злость брала своё.
— Да мы с тобой в разных странах живём! У нас — ничего общего, только лица похожи, только тени. Ты для меня — потерянное поколение!
— И ты для меня тоже потерянное поколение. Но, к несчастью, мы земляки.
На край блюда с жирной уткой села муха. Я на нее дунул, от перегара она взлетела, не помня себя я хлопнул в ладоши, она упала на пол. Не каждый раз так метко получается, это же не комар. Но и я ведь много умею, всё-таки я — ликвидатор! Я было обрадовался, но другая часть головного мозга диктовала другие слова: «Нет, к несчастью, мы не земляки. У меня и дочь в Нью-Йорке. Вот и ты мотал бы туда же, к своей сестре, там такие нужны, у вас общий метаязык и вкусы. Она тоже — из партии фанты».
— Ты не рубишь фишку. Зачем мне Нью-Йорк? Там уже всё впарили. Сейчас здесь Запад. Дикий, конечно, но зато здесь совсем другая норма прибыли. А фанта — она и есть фанта, это напиток глобальный, она везде одинаковая. И насчёт потерянного поколения ты не прав. Мы — первое свободное поколение.
— Свободное от чего?
— Как от чего? От обмана. Тебя сколько раз обманывали? А ты всегда утирался. А я сам обманывать хочу.
— Какая ж это свобода? Ты продался с потрохами, вот и всё.
— Ты ничего не смыслишь в рыночных взаимоотношениях. В том и высокий смысл, чтобы всё продавалось, так людям намного удобнее. Ложь хорошо продаётся потому, что она людям нужна позарез. Ты вот уже старый, а еще не понял, что правда — редкость, а правило — это ложь.
—А ты не думал о том, что и родину тоже можно продать?
И зачем я заговорил о торжественном, о высоком? Что я, в доме культуры наладился с лекцией выступать?
Кирилл снисходительно улыбнулся. «Я бы с удовольствием твою родину продал. Беда одна — покупателей нет. Между прочим, ты тоже в газетку писал. Про „Паровозный гудок" ты, надеюсь, помнишь? Мать, между прочим, на него подписыёалась. Экая дура! Чем ты меня лучше?»