Да, Шматка я хорошо помнил, он ещё сказал мне: «Мы вам ещё покажем, твоя всё равно никогда не возьмёт!»
«Я поступил в институт учиться на менеджера, а мама от расстройства уехала то ли в Эфиопию, то ли в Анголу. Теперь ты понимаешь, почему я родину не люблю?» — закончил Кирилл.
«Это малодушие!» — вырвалось у меня, но я тут же осёкся. «А ты сам-то родину любишь?» — спросил я сам себя и не нашёлся с ответом. Когда-то я его знал, а теперь позабыл. Задам-ка я лучше Кириллу вопрос попроще: «И вот после всего случившегося эти люди, которые лишили тебя малой и большой родины, — твои партнёры по бизнесу?» Мне немедленно стало неловко за этот вопрос, но я уже задал его — настолько эта история показалась мне страшной и правдоподобной.
— Представь себе, да. Меня ограбили и обманули, теперь я сам обманываю. В противном случае я стал бы, как ты, голодранцем и нытиком, который всегда уходил от проблем. А мне этого очень не хочется. Я ставлю проблему, я же её и решаю. В этом смысле я выступаю за приватизацию, потому что у меня тоже пока недвижимости нет. Но это — временно, скоро я обзаведусь коттеджем во Франции и акциями отечественного металлургического комбината. Это если ульяновские меня не кинут, а Симбирск станет родиной русского колобка. Видишь, я от тебя ничего не скрываю.
— Я им ещё покажу! — погрозил я пространству кулаком.
— Кишка тонка.
На том и расстались. Кирилл норовил заплатить по счёту, но я не позволил. Ну и что, что у него денег куры не клюют? Я его всё-таки старше и более уважаем. Кроме того, всю водку выпил исключительно я, а он только поковырял в винегрете вилкой. Вышло, конечно, дороговато, но не так дорого за вид из своего окна, путешествие во времени и знакомство с сыном. Кирилл отправился на деловое свидание на джипе японской фирмы «Ниссан», а я сел в советское метро, станция «Кропоткинская». Станцию «Проспект Маркса» переименовали в «Охотный ряд», а эту не тронули. Лень, наверное, стало. Уходя из кафе, я позабыл справить естественную надобность, уж слишком был увлечён разговором. По пути к метро, на Гоголевском бульваре, мне приспичило. Там же располагался и туалет, но денег помочиться у меня уже не было. Я два раза пересчитал — нет, не хватало. Пришлось осквернить у всех на виду снег. Было холодно, я справился быстро. Редкие прохожие вежливо отворачивались, я же старался не брызгать лишнего.
После меня в ноздреватом снегу осталась жёлтая стариковская дырочка. Мусоров, слава богу, поблизости не наблюдалось. Всё-таки было довольно холодно. Это меня и спасло от ещё больших проблем.
Возвратившись домой...
Возвратившись домбй, я стал подводить итоги. Мать умерла, отца никогда не было, жены больше нет, Оля — в Африке, дочка — в Нью-Йорке, сын — неизвестно где, только на визитной карточке. Остальных я не мог сыскать даже в Интернете. В общем, терять мне нечего, руки пустые, я уже всех потерял, приятных неожиданностей не предвиделось. Кирилл был прав: я всегда уходил и прятался. В географический кружок, в интересную книжку, в колониальную марку, в лирическое стихотворение, в шахматную партию, в деревню Грабовец. Или в газету «Паровозный гудок». Побывав на чудном острове, тоже с него убежал. Прихватил с собой только серебряную рюмку фабрики Сазикова. Да и та потекла. Это, конечно, не страшно, снесу в ремонт, там запаяют. Но как дальше жить? Что бы такое сделать, чтобы провозгласить: здесь и теперь! Чтобы стать здешним, нынешним. Кирилл сказал, что у меня кишка тонка. «Как бы не так!» — крикнул я в студёную темноту за окошком. Мне никто не ответил, поэтому я заснул. Спал без снов, крепко, сосредоточенно.
Наутро я позвонил Гашишу и сказал, что хочу повидаться. «Я сейчас занят, дня через два-три, пойдёт?» Я настаивал: дело срочное. Опустив трубку, отправился в головной офис. Секретарша не хотела меня пускать — производственное совещание, шеф занят. Мне она никогда не нравилась, собственно, не она сама, а должность. Сама она была ничего — ноги длинные, юбка короткая; Гашиш с ней ради здоровья временами неохотно спал, это входило в их производственные обязанности. Но я-то с ним жизнь вместе прожил! Я бросил
секретарше, что мне тоже некогда, и вошёл в просторный кабинет, напоминавший энтомологический музей. Витрины, стеклянные боксы, стеллажи с аккуратно убитыми насекомыми. Все — вредные для человека и его хозяйственной деятельности. И какой там гадости только не напихано! Многие насекомые были выполнены из пластмассы в сильно преувеличенном виде, от этого они становились ещё отвратительней. Действительно, их следовало истреблять, всех до единого, дело наше для человечества сильно полезное.