— Но ведь она там была! Это безумие, Фрай!
— Думаешь, я этого не знаю? Думаешь, я называю это иначе? Все время, пока она пела, я слышал ее голос в наушниках. Посмотрел бы ты, в каком я сейчас состоянии: весь галстук залит виски, потому что рука так дрожит, что я не могу донести до рта рюмку. Пришел бы сюда сам и повозился бы здесь в потемках, разобрал бы вместе с нами всю аппаратуру стоимостью в тысячи долларов, разбросал бы по полу детали, чтобы убедиться, что все в полном порядке! Видел бы ты, как лучшие операторы страны крестятся и бормочут о колдовстве — колдовстве, Элвин! Сглазе!
К это в одна тысяча девятьсот тридцать шестом году от рождества Христова!
— Успокойся, Фрай.
Он перешел почти на шепот.
— Я спрашивал у тебя раньше и повторяю сейчас: где ты нашел эту девушку? Только на сей раз я не желаю знать ответ.
Он бросил трубку.
В студии Кратчфилд снова нахваливал «Крейзи Уотер Кристалз». Я бешено замахал руками, как регулировщик на аэродроме имени Дугласа. Наконец Лайза обратила на меня внимание. Я указал ей на дверь, ведущую в коридор.
— В чем дело, Элвин?
— Позвоните Аделаиде! — бросил я Ледфорду. — Позвоните любому, у кого включено радио. Хоть Эрлу! Спросите, что они недавно слышали. Как звук?
— Элвин!
— Действуйте, босс! Тетя Кейт все вам объяснит. — Я выбежал в коридор в тот самый момент, когда из двери под красной лампочкой появилась Лайза.
— Что за срочность? Через две минуты мне снова петь…
— Звонили из «Ар-Си-Эй Виктор».
Она застыла.
— То же самое случилось пять лет назад, не так ли? Поэтому у вас с Пиром «ничего не получилось». Что это значит, Лайза? ПОЧЕМУ ВАШ ГОЛОС НЕ ЗАПИСЫВАЕТСЯ?!
— Мы не знаем, — сказала тетя Кейт от двери.
— Я буду говорить сама! — крикнула Лайза. Потом она зажмурилась, глубоко вздохнула и произнесла более спокойным тоном: — В старых легендах рассказывается о том, что люди со сверхъестественными способностями не отражаются в зеркале, даже в пруду. Возможно, то же самое происходит и со мной. Просто в те времена не существовало подобной аппаратуры.
— Ангела тоже нельзя сфотографировать, — подсказала тетя Кейт.
— Я не ангел! — одернула ее Лайза. — И не ведьма. Я хочу петь для людей. Хочу выступать, записываться, разъезжать. Мне хочется того самого, что было у вас, но от чего вы отказались. Последние пять лет я боюсь отлучиться даже из Яндро. Но когда вы приехали, я усмотрела в этом знак…
Я кивнул.
— Так и есть. Именно знак. Вы правильно сделали, что приехали.
Над плечом тети Кейт высунулась из двери голова Ледфорда.
— Элвин! Аделаида говорит, что прием совершенно чистый, так что непонятно, чего ради ты вдруг… Мисс Сандлер, будьте так добры, немедленно назад, в студию!
Она ринулась обратно. Прежде чем исчезнуть за дверью, она оглянулась и посмотрела на меня горящими глазами. Волосы струились по ее лицу.
— Да, я правильно сделала, что приехала.
Она исчезла. А я остался стоять в коридоре, пораженный ее словами в самое сердце, словно она их не произнесла, а пропела.
Не помню, как я добрался до первого этажа — по лестнице или в лифте, а может, выпрыгнул из окна и слетел на крылышках; помню только визг тормозов, гудки и крики, сопровождавшие меня, пока я носился с одного тротуара на другой, влетая в кафе, табачные киоски и газетные ларьки и всюду дотягиваясь до рукояток радиоприемников, чтобы убедиться в том, что мне требовалось узнать больше всего. Так я прочесал целый квартал, а вслед мне неслись крики и смех на фоне пения Лайзы.
Должен с гордостью сообщить, что за сорок с лишним лет нашего супружества Лайза почти каждый день пела в моем присутствии, и я ни разу не слышал от нее неверно взятой ноты или малейшей ошибки. Иногда она выступала на радио, а чаще в залах. У меня по сей день хранятся письма из обеих Каролин и Теннесси, от тех, кто много лет назад слышал ее в Эшвилле, Гринсборо или Юнион-Гроув, а особенно на фестивале Мерла Уотсона в Норт-Викенсборо, где она пела перед огромной толпой в последний год своей жизни. Прежде чем выйти на сцену, она стояла под вентилятором, чтобы превратить свои волосы в седой туман, а когда я появился рядом, сообщив, что на склоне холма собралось все графство, она улыбнулась и сказала:
— Что ж, господин Слабительное, я поступлю, как всегда: буду воображать, что пою только для вас.
Теперь мне трудно написать всем этим людям, что Лайзы не стало, но я пользуюсь этой возможностью, чтобы заверить их: она со своим голосом существовала на самом деле и ее преданных слушателей не подводит память.