— Но, сэр, в конце концов…
— Ваше присутствие на моей лекции говорит мне, что вы студент Университета Колорадо. Если бы вы родились аборигеном Австралии, вы бы вместо этого изучали тайны чуринги — не правда ли?
— Вполне возможно, но точно так же…
— Вы уже ужинали, Холлоуэй?
— Нет, сэр.
— Вы не считаете, что могли бы сегодня выбрать себе на ужин квашеное кобылье молоко с кровью?
— Нет, не думаю. Но мог бы — не правда ли?
— Но как же вы смогли бы сделать это так далеко от Казахстана? Вы когда-нибудь задумывались над тем, что вера в свободу воли — в первую очередь вопрос культуры, в которой вы случайным образом выросли? Вам когда-нибудь приходило в голову, что вы считаете невозможным понятия, не входящие в круг понятий вашей культуры, и что ваша теперешняя вера в это ни в коей мере не зависит от вашей свободной воли? Вам когда-нибудь приходило в голову, что всякий сделанный вами выбор — неизбежный продукт мозга, который вы наследовали, и продукт всего того, что случилось с этим мозгом за время, в течение которого вы живете в созданной не вами культуре?
Холлоуэй казался растерянным.
Монт Стюарт встал. Он был невысоким, но жилистым мужчиной. Холлоуэй тоже встал.
— Мистер Холлоуэй, вам понятно, что дистанция между нами обусловлена культурой — что мы, будь мы представителями другой культуры, стояли бы или ближе друг к другу, или, наоборот, дальше? Приходите ко мне через четырнадцать дней, и мы поговорим об этом подробнее.
Холлоуэй попятился к двери.
— Большое спасибо, сэр!
— Не за что.
Дверь за Холлоуэем закрылась, и Монт Стюарт улыбнулся. Несмотря на устрашающую бороду, его улыбка казалась юношеской. Он развлекался. Конечно, каждый полуобразованный дурак мог спорить о свободе воли, но Холлоуэя назвать таким нельзя — даже если он только что казался таким. Во всяком случае, из парня можно кое-что сделать, если отучить необдуманно болтать и заставить думать. Монт уже не раз наблюдал за превращением всему удивляющегося студента первого семестра в уверенного в себе ученого, умеющего правильно ставить вопросы.
Монт любил свои занятия и свою репутацию ужасного чудовища. Открытие студента с настоящими способностями являлось для него такой наградой, выше которой он ставил только сенсации о разгадке культурных процессов или проблемы генетики народов. Монт любил свою работу и был непревзойденным профессионалом в своей области.
Он поднялся к проектору. Монт был удивительно опрятный мужчина, несмотря на некоторую небрежность в одежде. Короткие черные волосы, аккуратно причесанные, компенсировали несколько взлохмаченный вид выпирающей вперед широкой бороды. Ясные серые глаза смотрели светло и весело, и хотя он выглядел как раз на столько лет, сколько ему и было — без года сорок, — в нем задержалось что-то юношеское.
Он включил проектор, чтобы проверить материал к завтрашней утренней лекции студентам первого семестра. В воздухе без всякого экрана возникло трехмерное изображение фигуры — старый мистер Неандерталец с надбровными утолщениями и плоским затылком. Монт выключил проектор, снова отправив хомо неандерталенсис в третий межледниковый период.
Желудок дал знать, что пора отправляться домой. Он закрыл свой прокуренный рабочий кабинет и на лифте поднялся на крышу здания антропологического факультета. Это было не самое большое здание в университетском городке, но уважение к антропологии к 1941 году возросло настолько, что ее уже не могли, как раньше, разместить в импровизированном сарае. Прохладный воздух Колорадо освежал; забравшись в вертолет и поднимаясь в воздух, Монт чувствовал себя превосходно.
Он летел на средней скорости, не спеша, наслаждаясь видом покрытых снегом гор и прозрачным светом стоящего на западе солнца. Для среды это был прекрасный и легкий день. Раздражительность Монта в значительной степени основывалась на том, что другие люди в большинстве своем были не в состоянии вникнуть в его идеи. Ему нужен был толчок, он жил этим. То, что он относился к первым четырем-пяти специалистам в своей области, для него не стоило и ломаного гроша; его занимали новые проблемы. Если он к своему удовлетворению решал какую-либо из них, то сразу терял к ней интерес. Он ценил необычные точки зрения по той простой причине, что жизнь казалась короткой, чтобы проводить ее в скуке.
Монт медленно опустил вертолет на крышу своего дома, со вкусом построенного из камней и брусьев в предгорьях, и удивился, увидев стоящий рядом с гаражом чужой вертолет. Он вышел из кабины и оглядел его. Это был дорогой зеленый “кадиллак” с регалиями ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ на обоих боках.