– Перекидываемся? Я все приготовил. Если не понравится – это не я, это волк. Мы с ним договорились, что звери спят в норе до утра. Я пытался уговорить его на половину ночи, но он непреклонен.
– Шакалица его поддерживает, – кивнула Олеся. – Первая ночь – для норы и зверей. Мы свое утром и днем наверстаем.
Они разошлись по разным комнатам и перекинулись. Шакалица позвала волка к портрету и стулу и затаила дыхание.
– Это же я! – вскричал волк, всмотревшись в акварель. – Это я! Как живой! И каска! И наш ушат! Как тебе удалось уговорить двуногую нарисовать такую замечательную картину?
Шакалица напыжилась, заявила, что это было несложно, и пообещала, что Олеся еще что-нибудь нарисует.
– Это очень сложно! – воспротивился волк. – Нам с моим двуногим это непостижимо. Мы не умеем ни рисовать, ни лепить, ни ваять. Ну… наваять-то мы кому угодно можем, но результат далек от вашего. Прошу тебя, пойдем к норе. Если тебе не понравится то, что мы сделали, двуногий быстро вернет всё обратно, успеет до полуночи.
Пока звери пробирались сквозь лазы в заборах, Олеся мучилась плохими предчувствиями. Как выяснилось, зря.
Заснеженный холм озаряло мягкое мерцание разноцветных лампочек. На дверке норы висела гирлянда и маленький венок из еловых ветвей, калины и шишек. Волк спросил:
– Нравится? Гирлянды на аккумуляторах, их можно подзаряжать. Они водонепроницаемые.
– Восхитительно! – шакалица забегала вокруг холма, оставляя мелкие следы. – Иллюминация! Путь для Хлебодарной! Ты сотворил чудо!
– Двуногий мне немного помог, – сообщил волк, купаясь в лучах восхищения и сиянии гирлянд. – Но это не всё. Загляни внутрь.
Шакалица открыла дверку с венком и скруткой, сунула голову в прихожую и завизжала от восторга. Внутри норы, на тюфяках с вязаными ягодками, лежали серые, кремовые и кофейные подушки с вязаными наволочками и клубничинами. Крохотная лампада стояла в уголке прихожей и освещала богатства, превращая полную темноту в уютные сумерки.
– Если нору нельзя освещать, мы уберем, – сказал волк, когда шакалица выдохлась и громкий визг перешел в тихое восторженное попискивание. – Лампа тоже на батарейках. Она не загорится.
– Красота! – шакалица облизала волку морду и сунулась носом в ухо. – Спасибо! Ты самый лучший, самый заботливый муж в мире!
Волк самодовольно усмехнулся и подтолкнул шакалицу:
– Пойдем! Поспим. Надо оставить шерстинки на подушках. У нас впереди Десять Амбарных Ночей, мы успеем изгнать покупной запах.
Звери полезли в нору, толкаясь и урча от предвкушения: «Спать! Спать на новых тюфяках и подушках! Спать, прижимаясь друг к другу, согревая отнорок дыханием».
Волк прикрыл дверку и улегся рядом с шакалицей. В Плодовом переулке и окрестностях воцарилась звенящая тишина. Престарелые шакалы сладко спали, набираясь сил для очередной праздничной готовки. Спал дед Куприян, проверивший фонари, спали дядя Серафим и тетя Станислава, с вечера поставившие опару на дрожжевое тесто. Спал бдительный дед Онисим, присматривавший за заснеженными кустами и препятствовавший их осквернению. И только любопытный кот, привлеченный разноцветным сиянием, взобрался на вяз и долго рассматривал дверку норы – восхищаясь и немного завидуя.