– В полдень?
– Да. Будьте дома.
Энн посмотрела ему в глаза, потом с легким волнением, вернувшимся к ней, кивнула:
– Хорошо. Буду.
– Доброе утро, – долетел до него мягкий голос Энн.
Реджи обернулся, когда она закрывала дверь комнаты. Бледно-зеленое платье подчеркивало изящную фигуру, каштановый цвет волос казался глубже. Шурша широкими юбками, Энн шла к нему, настороженно вглядываясь в его лицо. Реджи не спускал с нее глаз.
Увидев, как Энн все больше мрачнеет, он тоже нахмурился. Она остановилась в ярде от него, выпрямилась и сцепила перед собой руки.
– Если вы пришли, чтобы читать мне нотации по поводу наблюдения за Каверлоками…
Он почувствовал ее неуверенность, и раздражение снова охватило его. Он поджал губы. Да будь они прокляты, эти Каверлоки!
– Вы не нуждаетесь… – Реджи увидел, как она отпрянула и взяла себя в руки. Он помедлил, потом выдохнул: – Я не об этом хотел говорить с вами.
Ее глаза расширились.
– Ох. – Потом с обычной мягкостью Энн спросила: – Тогда о чем?
Реджи, стиснув зубы, боролся с инстинктом, не позволяющим открыться даже сейчас, чтобы не оказаться беззащитным и избежать боли, если он неправильно понял Энн.
И все-таки он не ошибся ни в ней, ни в себе, он видел это в ее глазах, с робкой надеждой смотревших на него.
– О том, что произошло у леди Хендрик. В гостиной. – Реджи исчерпал все слова. Как, черт побери, это можно выразить?
Краска залила ее щеки. Румянец стал ярче, Энн опустила глаза.
– Я… простите, если я зашла слишком далеко…
– Нет. – Он шагнул ближе и провел пальцем по ее щеке. – Не извиняйтесь. Если кто-то и должен принести извинения, то это я… – Она подняла взгляд, и он на миг смолк, утонув в ее глазах, потом продолжил: – Но я не имею намерения извиняться. Если бы я этого не сделал… если бы мы… возможно, я бы никогда не узнал… так и не понял…
Энн не сводила с него пристальных глаз.
– Чего не поняли?
Ее широко распахнутые глаза, мягкое выражение лица, изящный изгиб губ, густые волосы, легкий запах яблоневого цвета и жимолости, исходивший от ее белой кожи, обещание женственного тепла, которое окутывало его (она стояла так близко, что юбки касались его башмаков), – все это дало ему храбрость взять ее руку, поднести к губам, сказать:
– Что, если мы хотим… если вы согласитесь… мы могли бы счастливо соединить наши судьбы.
Энн заморгала, ее настороженность исчезла, словно упала завеса, и Реджи увидел в ее глазах удивление.
– Вы тоже это чувствовали. Я думала, что только у меня такое чувство или что я слишком многого ждала от того момента…
– Нет. Это было такое же… – Реджи не мог удержаться от кривой улыбки, – властное чувство, как и у вас. И столь же удивительное.
Ответная улыбка изогнула ее губы.
– Я не думала о вас прежде… и вы тоже не думали обо мне.
– Нет. – Нахмурившись, Реджи взглянул на нее, теперь он мог на нее смотреть. – Не могу понять почему.
– Это имеет значение?
Он изучал ее глаза, горевшие теплым нетерпением.
– Нет. Нисколько.
Обняв, он потянул Энн к себе. Он наклонился, их губы, нетерпеливо торопящиеся познать сладость поцелуя, слились…
…и оба услышали голоса и торопливые шаги в коридоре.
Реджи отпустил ее, подавив несвойственную ему вспышку раздражения, Энн отстранилась и повернулась к двери.
Ее сердце гулко стучало, губы горели. Ей стоило усилий не смотреть на вошедшего Лейтона.
– Прошу прощения, сэр, мисс Энн. Для вас срочное сообщение, мисс. – Он подал поднос, на котором лежала сложенная записка.
– Кто ее принес? – Энн взяла записку.
– Мальчик. Сказал, что леди в доме были очень взволнованы.
Она развернула листок и быстро пробежала глазами строчки.
– Боже милостивый! – Ее голос сорвался, когти страха впились в душу, кровь отхлынула от лица.
Реджи был рядом, сильный, уверенный, он сжал ее локоть.
– Что случилось?
– Бенджи. Его украли. – Энн едва могла взять это в толк.
Она подала Реджи записку и посмотрела на ожидавшего распоряжений Лейтона.
– Карету… нет, это слишком долго. Найдите наемный экипаж, пусть горничная принесет мне пальто и шляпу, пожалуйста.
– Я… моя коляска здесь… я отвезу вас. – Вскинув голову, Реджи взглянул на Лейтона. – Принесите пальто и шляпу, мы будем ждать в холле.
Реджи как безумный гнал коляску к приюту.
Первое, что заметила Энн, когда они приехали, – это отсутствие детей. В это время дня дворы были полны играющей и смеющейся детворы.
Теперь здесь пусто.