— Не знаю, — уклончиво ответила Венеция. — По крайней мере, я никогда не слышала, чтобы няня говорила даже о прачке, что ее съедят лягушки.
Деймрел расхохотался:
— Господи! Неужели меня ожидает такая судьба?
Ободренная его весельем, Венеция тоже рассмеялась:
— Да, а ваше потомство достанется гусеницам.
— Против этого у меня нет никаких возражений.
— Как вы можете так говорить? Ведь потомство — это ваши дети!
— Несомненно. Любые мои незаконные отпрыски могут с моего благословения отправляться к гусеницам.
— Бедные малютки! — После паузы Венеция задумчиво добавила: — Правда, трудно представить, какой вред им могут причинить гусеницы.
— Вам известно, что вы очень странная девушка? — внезапно осведомился Деймрел.
— Почему? Я сказала что-нибудь не то? — с беспокойством спросила Венеция.
— Напротив, боюсь, что не то сказал я.
— Вы? — Она наморщила лоб. — Насчет незаконных детей? Ну, я сама виновата, что упомянула ваше потомство, зная, что вы не женаты. А у вас действительно есть…
Его губы дрогнули, но он серьезно ответил:
— Насколько я знаю, нет.
Это вызвало ответную усмешку.
— Именно об этом я и собиралась спросить, — призналась Венеция. — Прошу прощения. Понимаете, я так редко разговариваю с кем-нибудь, кроме Обри, что забываю следить за своими словами, когда нахожусь в чьей-то компании.
— Не вздумайте делать это из-за меня, — сказал Деймрел, пропуская ее в столовую. — Мне правится ваша искренность. Терпеть не могу девиц, которые чуть что краснеют и все время важничают.
Венеция опустилась на стул, который придвинул ей Имбер.
— Не думаю, что я делала это даже в детстве.
— Это было так давно! — поддразнил ее Деймрел.
— Порядочно. Ведь мне уже двадцать пять.
— Вынужден поверить вам на слово, но прошу меня просветить: вы ненавидите мужской пол или дали обет безбрачия?
— Конечно нет! И не смешите меня, когда я ем суп! Я чуть не подавилась!
— Что за олухи эти йоркширские щеголи! Очевидно, в этом супе слишком много лука. Неудивительно, что вы им давитесь. И, насколько я вижу, — добавил он, глядя сквозь монокль на стоящие на столе блюда, — худшее еще впереди. Что это за мерзость, Имбер?
— Телятина под соусом бешамель, милорд. Миссис Имбер не готовилась к приезду гостей, — виновато ответил дворецкий. — А вот пирог с бараниной, нара куропаток с фасолью и грибами на второе и фрукты. Простите, мисс, но его лордство не любит сладкое, и миссис Имбер не приготовила к фруктам ни сливки, ни желе, а такие блюда требуют времени.
— Я удивлена, что бедная миссис Имбер смогла приготовить все это, — отозвалась Венеция. — Когда в доме такая суматоха, трудно найти свободную минуту. Пожалуйста, передайте ей, что я очень люблю телятину и терпеть не могу желе.
Деймрел смотрел на нее с улыбкой.
— В вас красиво абсолютно все! — промолвил он, когда дворецкий унес пустые тарелки из-под супа. — Лицо, имя, поведение… Расскажите мне о себе, о вашей жизни. Почему я никогда не встречал вас раньше? Вы ни разу не приезжали в Лондон?
Она покачала головой:
— Нет, но, возможно, поеду туда, когда Обри в будущем году отправится в Кембридж. Что касается моей жизни, то ее можно охарактеризовать одним словом — пустая.
— Надеюсь, это не означает, что вы пребываете в меланхолии? По вас такого не скажешь!
— Конечно нет! Просто у меня нет биографии. Я всю жизнь провела в Андершо и не делала ничего, достойного упоминания. Лучше расскажите что-нибудь о вашей жизни.
Деймрел быстро поднял взгляд от тарелки. Его глаза стали суровыми. Венеция вопрошающе приподняла брови и увидела, как его губы скривились в усмешке, делающей его похожей на Корсара.
— Не стоит, — сухо ответил он.
— Я сказала «что-нибудь»! — негодующе воскликнула Венеция. — Вы ведь не могли провести всю жизнь, ввязываясь в идиотские переделки.
Деймрел внезапно расхохотался:
— Большую ее часть, уверяю вас! Что именно вы хотите знать?
— Ну, например, в каких местах вы побывали. Вы ведь много путешествовали, не так ли?
— О да!
— Я вам завидую. Всегда об этом мечтала. Вряд ли мне это удастся — одинокие женщины, как правило, домоседки, — но я часто строила планы путешествий в те места, о которых мне приходилось читать.
— Не делайте этого, — предупредил Деймрел. — Уверяю вас, такие мечты — семена, из которых вырастают эксцентричные поступки. Вы кончите, как эта сумасшедшая женщина Стэнхоуп, царствуя над ордами дурно пахнущих бедуинов.
— Обещаю, что такого не произойдет. Это звучит очень неприятно и почти так же скучно, как известная мне жизнь. Очевидно, вы имеете в виду леди Хестер. Вы когда-нибудь встречали ее?
— Да, в Пальмире, в… Забыл, в 13-м или в 14-м году? Ладно, это не имеет значения.
— Вы объездили весь Левант? А в Греции были? — допытывалась Венеция.
— Да, а что? Неужели вы специалист по античности?
— Не я, а Обри. Умоляю, расскажите ему о том, что видели в Афинах! Он ведь может разговаривать о том, что его интересует больше всего на свете, только с мистером Эпперсеттом — викарием, — и хотя мистер Эпперсетт прекрасный ученый, но ведь не видел этого своими глазами, как вы.
— Я расскажу Обри все, что он захочет узнать, если вы, таинственная мисс Лэнион, расскажете мне то, что хочу знать я.
— Хорошо, — согласилась Венеция. — Только я не знаю, что вам рассказывать и почему вы называете меня таинственной.
— Потому что… — начал Деймрел, но остановился при виде простодушного ожидания в ее взгляде. — Ну, потому что вам двадцать пять лет, но вы не замужем и, кажется, даже не имеете поклонников.
— Напротив, — возразила Венеция. — У меня целых два поклонника. Один необычайно романтичный, а другой…
— Ну? — подбодрил ее Деймрел.