— Что ты хохочешь? Тебе только что сказали, как ты всем надоела.
— О нет. Как мы всем надоели. Несмотря на мою тупость, о которой ты прожужжала всем уши, я поняла этот намек.
— Я не это хотела сказать, — поправилась Эйлар, — просто, с вами вообще трудно.
— Да все ясно. Мы вечно спорим и отказываемся походить на бабушку и внучку. Впрочем, Эви еще худо — бедно сошла бы за бабушку, если б избавилась от дурацкой привычки вечно поправлять волосы и пялиться на мужчин, но вот я…
— Я не пялюсь на мужчин! — возмутилась сестра, — и вообще, где ты видела там мужчин? Это же простолюдины, не умеющие как следует себя вести.
— Тогда зачем ты пыталась строить им глазки там, в таверне? Чтобы аппетит испортить?
Мидара расхохоталась, к ней присоединилась и Эйлар, хотя нашла эту шутку не особенно забавной, больше ехидной и злой. Но она в самом деле была смешной. А Эвианн еще больше надулась.
— Я тебя когда-нибудь придушу, — пробурчала она, — и никто меня не осудит.
— Еще и держать помогут, — добавила Мидара, не питавшая иллюзий относительно своего характера.
Как и предсказывала Эйлар, они въехали в небольшой ваннизианский городок к вечеру. Задержались там лишь для того, чтобы поесть и купить недостающую пару лошадей. Хотя, как заметила Мидара, это было весьма оптимистично. Ведь у них не было ни гарантии, ни даже уверенности в том, что с них снимут проклятия. Вполне возможно, что Мэнфрейд когда-то работал при тариолском дворе, но это было давно. Теперь он ничем им не обязан. А что касается жалости и сочувствия, то это была еще более эфемерная надежда. Маг, создавший подобные тарры, как-то не вязался с жалостью.
Так что, чем ближе они подъезжали к месту назначения, тем сильнее нервничали. Страх и опасение погони отошли на второй план. Их больше волновало, примет ли Мэнфрейд незваных гостей и окажет ли помощь.
— О господи, — прошептала Эвианн, побледнев, — а вы уверены, что он нам поможет?
Она была первой, кто выразил свои опасения вслух.
— Не знаю, — отрезала Мидара, — и никто не знает. Но это не значит, что мы должны оставить свои попытки и повернуть назад.
— А ты хорошо его знала? — спросила сестра, — потому что, я его плохо помню. Он, в основном, имел дело с дядей. И при дворе редко показывался.
— Я тоже плохо его помню. Не скажу даже, как он выглядит. Да что с тобой, Эви? Я даже не знала, как его зовут.
И сестры посмотрели на Эйлар.
— Я думаю, — сказала та после паузы, — мы попытаемся его уговорить. В конце концов, когда-то он работал на вашу семью и должен это помнить.
— Не всегда такая память необходима, — изрекла Мидара, — впрочем, не думаю, чтобы с ним плохо обращались. Я вообще никогда не слышала о таком. Маг все-таки. Это всегда внушает какое-то почтение. И опасение, — добавила она, — вот ты, например. Уверена, никто при дворе, не считая Эглы, разумеется, никогда не пытался тебя обидеть, даже при том, что ты всего лишь ученица мага.
Эйлар признала, что это так. Люди, занимающие важные посты и обладающие титулом, властью, деньгами, наконец, говорили с ней вежливо и почтительно. А когда им было что-нибудь нужно, что случалось довольно часто, то просительно и заискивающе. Никто не грубил ей и не попрекал низким происхождением.
— Плохое обращение — не всегда грубость, — уточнила Эвианн, — можно, не говоря ни одного грубого слова, сильно унизить человека. И тебе это также хорошо известно, как и мне. А наш дядя, ты его вспомни, Миа. Как он любил подчеркнуть свою власть.
— Мы — не наш дядя, — отрезала Мидара, — слава богу, мы на него не похожи.
— Да, но… О господи! — воскликнула младшая сьерра, — мне только сейчас пришло в голову. Может быть, поэтому он и выбрал Эглу? Как ты думаешь? Что, если он разглядел в ней то, чего не было в нас?
Сестра посмотрела на нее мрачно и пристально.
— Мне это приходило в голову. Но до недавних пор я не могла понять, что именно он в ней обнаружил. Сейчас понимаю. Но если подлость и жестокость — необходимые качества для правителя, то стоит ли становиться им?
Эвианн подавленно молчала.
— Впрочем, — чуть подумав, добавила Мидара, — если приложить некоторые усилия, то можно добиться неплохих результатов. После подобного путешествия и своей новой внешности я обнаруживаю в себе поистине неизмеримые глубины жестокости. Особенно, если мне выпадет счастье лицезреть нашу любимую кузину. О, я преподала бы ей урок.
— Ох, — Эвианн сжала ей плечо, — что там, впереди? Это дом? Господи, мне плохо.
— Не раскисай раньше времени, Эви, — посоветовала ей старшая сьерра, поморщившись, так как плечо было сдавлено сильно, — если вдруг наши усилия окажутся напрасными, можешь красиво упасть в обморок. Для придания нужного эффекта и попытки вызвать сострадание. А я, пожалуй, заплачу, — добавила она задумчиво, — плачущий ребенок, что может быть трогательнее?