— Значит, вы все-таки знали ее?
— Нет. Но прошлой ночью у меня было достаточно времени для размышлений. Мне пришло в голову, что у Сэма должна была сохраниться машинописная копия его статьи. Я поискала и нашла ее.
— Зовите соседей в свидетели, — сказал Чак, — а я тем временем составлю контракт.
Сэм отсутствовал большую часть дня. Когда он вернулся, Деби сидела на диванчике, а Руфь в кресле. Обе женщины упорно не замечали друг друга.
— Она не хочет уходить, — сказала Руфь.
— А с какой стати? — отозвалась Деби, ослепительно улыбаясь Сэму.
— А с такой, что «Шевелюра» уже получила то, что хотела. В ваших услугах, милочка, больше не нуждаются.
— Сэм, вы тоже хотите, чтобы я ушла?
— Теперь она охотится за твоими деньгами!
— Какие деньги? Что все это значит? И где обед?
— Я нашла копию твоей статьи и продала ее Чаку. И все равно никак не могу отделаться от этой девки. — Руфь была не в силах сдержать слезы. — Ты меня больше не любишь, — всхлипнула она.
— Конечно, люблю, дорогая.
— Ну, так скоро разлюбишь. Скажи ей — пусть убирается.
— Нельзя быть таким невежливым. Но почему она считает, будто у меня есть деньги?
— Я же тебе сказала. Я продала «Шевелюре» опечатку.
— Чтобы Деби больше не приходила? Не ради денег?
— Не могла же я продать ее бесплатно. Но больше всего мне хотелось избавиться от Деби.
— Дорогая, хоть ты поступила необдуманно, но твои побуждения не были корыстными. А что, если мы вообще ничего на этом не заработаем?
— Чудесно! Тогда и проблем никаких не будет.
— Что это значит? — спросила Деби. Ее наивность несколько поблекла.
— Я передал, правильный перевод скифского рецепта Правительству. Руфь, ты не имела права его продавать. Это общественная собственность. За 450 лет до нашей эры не существовало патентов. Я только перевел его.
— Но ведь у Руфи контракт! — вскричала Деби.
— Не стоящий бумаги, на которой он написан.
— Так денег нет? — спросила Деби.
— Нет.
— Тогда и Деби нет, — промолвила она и испарилась, как снежинка со знойного лика пустыни.
— Дадут мне обедать? — спросил Сэм.
— Да, милый. Но скажи, почему надо «облизать пучок моли»?
— Не знаю. Должно быть, слюна содержит какие-то энзимы. Но поскольку эликсир потом варят, то процесс гигиеничен. А что у нас на…
— Опять мясной рулет, — со счастливой улыбкой ответила Руфь. — Обожаю мясной рулет. Ты был прав, Сэм. Не в деньгах счастье. Прости, что я продала опечатку. Я больше не буду поступать тебе наперекор. Дело в том, — и тут она потупила глаза, — что я тебя люблю.
Адольфо Биой КАСАРЕС
ВСТРЕЧА
Словно собираясь куда-то, Альмейда надел синий костюм. Стоя перед зеркалом, завязал безупречным узлом галстук, который надевал только по торжественным случаям, и скрепил его зажимом в форме подковы. Резная деревянная рама придавала овалу зеркала таинственную и печальную глубину. «Таким вот и останусь, — подумал он, — на фотографии где-нибудь в спальне Кармен, на столике между ее портретом в манильской шали и фотографией ее племянника, голенького малыша на подушке».
Он услышал за спиной шорох и, обернувшись, увидел, как кто-то просовывает под дверь письмо. «А любопытства я, оказывается, еще не потерял», — с иронией подумал он, вскрывая конверт. Это был счет от портного. «Ну, уж это не повод для того, чтобы отложить самоубийство!»
И, как бы желая в последний раз проверить себя, подумал, глядя на свое отражение в зеркале: осталось ли для него в жизни что-нибудь привлекательное? Из того, что сразу пришло на ум, он выбрал только запах поджаренного хлеба и танго «Дождливой ночью». Обязательно надо было вспомнить что-то третье — он был суеверен. Напряг память и начал перебирать все, что приходило на ум, сначала без системы, потом в определенном порядке: люди («Лучше обойти стороной»), его давнишние привычки («Кто не осточертеет себе со всеми этими маниями?»), театр на Авенида де Майо; бильярд в центре, холостяцкие вечеринки, затягивавшиеся далеко за полночь, с сальными разговорчиками и анекдотами, обычно в каком-нибудь из ресторанов галереи Дель Онсе; летние сиесты в лесу близ Ла Платы; книги, в свое время доставлявшие ему столько удовольствия, вроде фантастики — рассказов о машине времени, в которой человек переносится в будущее, а оно оказывается весьма безрадостным. Где же он видел эти книги? Вероятно, в доме у Кармен или у одного из ее маленьких племянников, которым она сразу отдавала их, словно книги эти жгли ей руки.