«Мы кто — боги? Или попы средневековые? Какое мы имеем право решать за других — с кем дружить, кого любить? Имеют ли они вообще на это право? Почему во всем ищем пошлость и разврат?» Не факт, конечно, что она дословно произнесла именно это, но именно в такой форме ее слова потом пересказывали другие люди. Скандал тогда знатный вышел! Тем более, что там и сами родители не захотели считать чувства своих детей чем-то криминальным и непристойным… Хотя перевести их в другую школу все равно пришлось, тут бы им уже просто житья не стало. И, как знать — быть может, слова Натальи Николаевны кому-то и помогли в жизни… Но ей самой это стоило практически всей карьеры, уж Алла Викторовна всегда отличалась злопамятностью. «Женщина строгих нравов», мать ее… Через это стремление к тотальному контролю, желание решать все за них и ее собственные дети вырастут безвольными «маменькиными сыночками», останутся вечными холостяками и к сорока годам один за другим сопьются. Бррр! И на старости лет она будет ходить и плакаться, что вот у нее ни мужа, ни детей, ни внуков. Она, дескать, всю себя отдала педагогике, сил своих не жалела на воспитание нового поколения!
За то как сама Алла Викторовна гордилась ими пока те в школе учились! «Примерные мальчики», ни одной драки за всю жизнь, ни одного прогула или какой хулиганской выходки! Почти отличники, все свободное время за учебником проводят! Сейчас, кстати, старший из них как раз год как закончил школу и поступил в политех, а младший учится в девятом классе…
Выйдя из школы, Михаил уже привычно дошел вместе со «своей» компанией до района их дома, где они разошлись. Пообедав все теми же щами, он решил, что пора бы и съездить в город, осмотреться… Да и по, заодно, пробежаться по магазинам — хоть сравнить этот мир со своим прошлым, в экономике-то, судя по всему, тут немалые различия есть. Сказано — сделано. Одевшись и быстро добравшись до кольца «пятнашки», Михаил вскоре запрыгнул в «циклопа», как называли в его детстве работавшие на этом маршруте немецкие вагончики «Гота». Откровенно странное, ведь в эти времена одна фара была и на большинстве советского производства вагонов, но почему-то прицепившееся именно к «немцу» название…
Касса для оплаты выглядела вполне привычно — только вместо знакомых с детства трех копеек за человека и десяти за багаж здесь стояли цифры двадцать и пятьдесят, что явно указывало на то, что денежной реформы в знакомом «хрущевском» варианте здесь точно не было. Вспоминались, правда, рассказы про то, что до нее цена билета различалась в зависимости от дальности поездки — платили десять копеек за какое-то минимальное расстояние, а уже к ним прибавлялось по пять за каждую следующую остановку, но от этого правила, по всей видимости, отказались при переходе на бескондукторное обслуживание. Так что, кинув свои двадцать копеек (а ведь можно было и не кидать — хотя, как Михаил помнил, такое тогда приходило в голову лишь самым отпетым хулиганам!) в кассу и отмотав билет, он пристроился на сиденья и стал смотреть в окно на казавшийся таким знакомым и родным — и в то же время совершенно чужой город… Что в плане архитектуры… На месте пяти-шестиэтажных «хрущевок» по Чернышевского — четырех-пятиэтажные «сталинки», практически «классического» вида. По Чапаева — чередующиеся между собой старые, зачастую еще дореволюционные, домики и все те же новые «сталинки». Что в плане того, что сами улицы он давно отвык видеть в таком виде… Во многих местах, где в его мире в его время уже лежал асфальт — сейчас о нем не было и речи! Во многих местах еще стоят старинные, давно замененные в его мире, сваренные или даже склепанные из уголка и металлических полос столбы линий электропередач и контактной сети. И пустынные улицы — практически нет ни машин, ни людей! Хотя ведь так и должно быть… Кто и куда будет ходить, ездить в разгар рабочего дня?
Впрочем, самым неожиданным стало вовсе не это… А порой попадающиеся то тут, то там рекламные вывески. Нет, отнюдь не пропагандистского содержания с давно уж приевшимися Михаилу партийными лозунгами, в которые под конец СССР перестали верить буквально все. Нет, это была самая что ни на есть настоящая реклама — пусть не такая броская и вызывающая, как в 90-е, а ее количество ни шло ни в малейшее сравнение с тем, что настанет в стране после восстановления в стране капитализма, но это была именно она… Рекламировали продукцию каких-то артелей, указывая адрес, где можно ее купить, услуги парикмахерских и различных ателье, вывески которых несколько раз попадались на домах по пути. И это для Михаила выглядело наиболее дико — поскольку разительно отличалось от того, знакомого ему Советского Союза!