Хеймиш посмотрел на спящую Розу.
— А она тоже одна, — промолвил он, имея в виду девочку.
— Я сделаю так, чтобы она общалась с другими детьми, — твердо проговорила Сьюзи.
— Ваша сестра живет здесь, и у нее есть дети. Почему бы вам не остаться рядом с ней? — спросил Хеймиш.
— Я не хочу зависеть от Керсти до конца своих дней.
— Независимость может принести много трудностей.
— Полагаю, что у вас в этом имеется большой опыт, — усмехнулась Сьюзи. — Ничего, я справлюсь.
Хеймиш хотел что-то произнести, однако прервался, услышав звук мотора. Повернувшись, он увидел в бухте небольшую моторную лодку с невероятно радостной парой на борту. Мужчина средних лет, одетый в гавайскую рубашку кричащей расцветки, и женщина в ярком купальнике направлялись прямо к Сьюзи и Хеймишу.
Когда лодка приблизилась на достаточное расстояние, мужчина в лодке поднялся на ноги, покачнулся и завопил:
— Эй, на берегу! Можно здесь бросить якорь, есть ли подводные камни?
— Никаких камней! — крикнула в ответ Сьюзи, довольная тем, что ее уединение с Хеймишем закончилось.
Выйдя на берег, женщина произнесла, обращаясь к своему спутнику:
— Здесь мило, Альберт, и совсем не холодно, — повернувшись к Сьюзи и Хеймишу, она просияла: — Привет.
Сьюзи поняла, что незнакомцы — американцы, и ответила на приветствие, а Хеймиш промолчал.
— Мы просто хотели сфотографировать вас, — сказала женщина, продолжая улыбаться. — Ведь так, Альберт? Мы плыли из Долфин-Бэй, и я рассмотрела в бинокль спящего ребенка, собаку и вас. Могу поспорить, в вашем псе есть что-то от дикой собаки динго. Я сказала Альберту, что хочу вас сфотографировать, так как вы напоминаете мне нашу молодость. Вы не возражаете? — В ее голосе внезапно появилось беспокойство, будто она боялась обидеть местных жителей, за которых приняла Сьюзи и Хеймиша. — Если вы дадите мне свой адрес, я вышлю вам фотографии. Альберт замечательный фотограф.
Альберт казался оробевшим.
— Мы приехали в Австралию только на неделю, — продолжала женщина. — Пять дней Альберт провел на конференции, однако я сказала, что не уеду отсюда, пока не встречу коренных австралийцев. Взяв булавку, я закрыла глаза и ткнула в карту наугад, вот почему мы приплыли сюда. Я знаю, что вы не аборигены, но вы так на них похожи! Можно вас сфотографировать?
Сьюзи хмыкнула, покосилась на молчащего Хеймиша и попыталась обратиться к нему на местном диалекте, но ей это не очень хорошо удалось.
— Эй, лапуля, давай не будем отказывать им, — Хеймиш растягивал слова, говоря с акцентом. — Мы покажем эту фотку нашим детишкам, когда они подрастут.
Сьюзи подавила смешок. Сегодня был такой чудесный день, что ей хотелось веселиться и дурачиться.
— Мы будем очень рады, если вы нас сфотографируете, — произнесла она и игриво ткнула Хеймиша локтем в бок. — Мой… он просто хотел сказать, что мы будем счастливы, если нас снимет американец.
— Хорошо, — сказала женщина, явно придерживаясь такой же точки зрения. — Вы могли бы обняться? Я думаю, ребенка вы будить не станете?
— Она недавно уснула, — проговорила Сьюзи, потом улыбнулась, взяла на руки мокрую и перепачканную песком собаку и вручила ее Хеймишу. — Вот, дорогой, обнимайся с динго!
Борис радостно взвизгнул и немедленно облизал Хеймишу лицо.
— Вот спасибо! — воскликнул Хеймиш, тщетно стараясь увернуться от влажных собачьих поцелуев.
— Встаньте позади спящего ребенка, — потребовала женщина. — Мы снимем вас всех вместе.
— А теперь обнимите свою жену, — велел Альберт.
— Она не моя… — начал Хеймиш.
— Обними меня, дорогой, — счастливо промурлыкала Сьюзи. — Ты ведь этого хочешь.
Хеймиш обнимал Сьюзи, стоя на залитом солнцем пляже, держа на руках собаку. У его ног лежала спящая Роза, и он улыбался фотографу.
Хеймишу казалось, что все это происходит не с ним. Если бы Марсия сейчас увидела его, то подумала бы, что перед ней его брат-близнец. Сдержанный и отвечающий за свои поступки Хеймиш Дуглас должен в данный момент находиться в своем офисе, одетый в костюм и галстук, с тщательно причесанными волосами.
А вместо этого к нему сейчас прижимается Сьюзи, чье тело все еще свежо после купания. Хеймиш ощущал ее запах, чувствовал прикосновения ее пальцев к своему бедру. Единственное, что он мог сейчас себя заставить сделать, так это улыбаться.
Пора возвращаться домой, мелькнула спасительная мысль. Нужно продавать замок и убираться отсюда подобру-поздорову.
А чего он испугался?
Хеймиш вспомнил свою мать, которая поздно вечером приходила в его комнату, клала голову на его подушку и начинала рыдать. Она говорила, что никогда не полюбила бы отца Хеймиша, если бы знала, что его смерть принесет ей столько боли.