Я сильно заблуждалась тогда, полагая, что это захолустье.
Сперва мы ехали по вполне оживлённой дороге через лес, а потом свернули на какую-то узкую дорожку, где две машины разъехались бы с трудом.
– Так дорогу и не расширили, – заметил Сева, сидящий на пассажирском рядом со мной и глядящий в своё окно.
– Да не, расширили, – отозвался Анатолий. – Зимой просто на ширину грейдера чистят, так и выходит так.
Но нам никто не встретился по пути. Ни встречки, ни попутки… И от этого мне чудилось, что сейчас мы въедем в какую-нибудь деревеньку с покосившимися домиками, где старушка-знахарка вручит мне кусок ягеля.
В тот момент меня неожиданно посетила странная мысль: интересно, почему бабу Шуру мы называли бабой, а Анатолия – Анатолием? Наверно, потому, что женщина приходилась нам роднёй, и кто-то однажды вычислил, в каком колене она нам бабка… Ох уж эта генеалогия! Никогда не любила!
Но когда мы въехали в посёлок, я просто потеряла дар речи: здесь было мало того, что потрясающе красиво, так ещё и дома стояли роскошные. Новые, интересной архитектуры, со стеклопакетами и… с таким чудесным новогодним убранством, что мне показалось, будто мы въехали в сказочную страну, спрятанную за заснеженным лесом.
Я смотрела вокруг, провожая взглядом особенно красиво подсвеченные дома и дворы с наряженными ёлками. Одну я заметила в Севином окне и смотрела на неё, пока она не скрылась из вида.
И тогда я поймала на себе изучающий взгляд парня. О, ужас! Он всё это время смотрел на меня! Следил за реакцией – ведь сам он явно знал, куда мы едем, и предвидел, что это восхитит меня.
Я действительно никогда не видела ничего подобного. Центр Питера под Новый Год тоже напоминал сказку, но лишь напоминал. Здесь же она была настоящей: эти небольшие аккуратные домики, современные, но прекрасные, и природа – множество деревьев, укутанных снегом и какая-то искренность…
Это всё было не для кого-то чужого, а для самих жителей этого маленького мирка. Они создали свою сказку сами. Эти огни и украшения не являлись рекламой и не пытались развести узревшего их на деньги – здесь царила атмосфера праздника в чистом виде, и мне хотелось выйти из машины и пойти дальше пешком, чтобы вдохнуть этот воздух и прочувствовать настроение этого посёлка.
– Почему тут так? – спросила я негромко у Севы, раз уж он всё равно смотрел на меня.
Парень пожал плечами, но попытался объяснить:
– Так вышло, что предки всех, живущих здесь – финны. Считай, это маленькая местная Финляндия. – Я посмотрела так изумлённо, что парень рассмеялся: – Ты не помнишь историю? Это были финские земли. Часть людей в итоге осталась здесь жить. Вынужденно, конечно, но…
– Мама говорила, в Карелии много колдунов, – зачем-то сказала я.
– Да, – кивнул парень, лукаво улыбнувшись, словно сам он был одним из вышеупомянутых. – Я знаю, что так считается. Про колдунов точно не могу сказать, но места здесь сильные. И то, что твоя мама отправила за ягелем именно сюда – это очень правильно. Здесь могучая природа, нигде больше не встречал такой… – он задумчиво посмотрел в тёмное небо, прислонившись лбом к стеклу, а потом спросил: – Ты никогда не бывала в Финляндии в новогоднее время?
– Нет, – ответила я.
– Тогда у тебя есть отличная возможность побывать! – он обворожительно улыбнулся мне и рукой поманил за собой. – Сейчас доедем, оставим вещи, и я покажу тебе заснеженную Маленькую Нуйялу.
Дом бабы Шуры оказался в центре посёлка. Машина остановилась, и Анатолий проводил нас в дом по расчищенной тропинке.
– А снега тут по колено, – заметила я.
– Да, – ответил Сева и глубоко вдохнул свежий ароматный воздух. – Тут здорово! Тебе обязательно понравится!
Мы вошли в дом, благо, дверь оказалась не заперта.
– Шура! – крикнул Анатолий. – Я привёз! Обоих! Сева приехал тоже!
Я ожидала, что сейчас из глубин коттеджа раздастся шарканье и старушачье ворчание. Но к нам лёгкой походкой вышла женщина, которой на вид я не дала бы и сорока.
– Тётя Шура! – отбросив свою сумку, Сева широко раскинул руки и быстро шагнул к женщине.
Та разулыбалась, когда он обнял её и похлопала парня по спине.
– Молодец, что приехал! – радостно ответила она, и глаза её счастливо засияли, когда она заметила меня.
Сева отпустил её, и она подошла ко мне, внимательно рассматривая своими серыми добрыми глазами, от уголков которых расходились лучики-морщинки, выдающие возраст, хоть всё равно стройная женщина и не тянула больше, чем на сорок.