— Для меня смерть Ровены стала кошмаром и одновременно облегчением, — пробормотал Мерион.
— Ваша жена долго болела?
— Она умерла во время родов.
— О, как наша принцесса…
— Да, если не считать того, что наш ребенок, наша девочка, к счастью, выжила.
— В таком случае, сэр, у вас есть хоть какое-то утешение. Ведь ваша дочь и сейчас жива, не так ли?
— Да, миледи. И теперь у моего сына есть сестра. Ровена пожелала, чтобы я назвал ее Алисией. Это была последняя просьба моей жены. — Уставившись в потолок, Мерион ждал, когда высохнут слезы, внезапно навернувшиеся на глаза. Потом тихо сказал: — На этой неделе Алисия начала ходить.
— Вам очень повезло, сэр, что с вами осталось так много от вашей жены, а вот я… — Она ненадолго умолкла. — Иногда я думаю, что зря приехала в Лондон. Мои воспоминания об Эдварде не связаны с этим городом.
— Воспоминания не всегда приносят утешение.
— Вы можете произнести эти слова, но ваше сердце с ними не согласится. Иначе зачем бы вам, сэр, понадобилось это укромное место, где можно посидеть в одиночестве?
— Я зашел сюда по ошибке и собираюсь уйти отсюда, — заявил Мерион и с вызовом посмотрел на собеседницу.
— Я рада, сэр что вы не ушли. Возможно, мы с вами сумеем хоть как-то помочь друг другу. Потому что каждый из нас говорит о своей утрате с человеком, способным это понять.
«Похоже, я и в самом деле понимаю»… — промелькнуло у Мериона. Ему хотелось произнести эти слова, но он сдержался.
— Так вот, много месяцев назад я решила, что должна сделать все возможное, чтобы позаботиться о тех, кто жив, — продолжала собеседница. — И я решила использовать в качестве вдохновения свою любовь к Эдварду. Но произносить это вслух — как-то бестактно, верно?
— Нет, вовсе не бестактно. Скорее благородно.
— Однако я не знала, как доказать, что его смерть принесла хоть что-то хорошее.
— Яуверен, миледи, что вы из тех, кто сумеет найти что-то хорошее даже в самой тяжелой ситуации.
Она тихо рассмеялась.
— Ваше замечание, сэр, звучит довольно цинично.
— Прошу прощения, миледи… Вы о чем?
— Вы прекрасно поняли, что я имела в виду. Поэтому признайте, что цинизм — самый легкий способ покончить со спором, которого вы хотели бы избежать.
— Я не собирался с вами спорить, — ответил Мерион, пожав плечами. Но если даже их беседу назвать спором, то он мог бы покончить с ним любым способом и в любой момент. Причем покончил бы таким образом, что они оба забыли бы, о чем, собственно, спорили и что обсуждали.
Например, он мог бы ее поцеловать.
Глава 3
Поцеловать ее? Мерион решил, что эта безумная мысль пришла ему в голову лишь потому, что все его чувства были взбудоражены. И еще, наверное, из-за того, что в последние несколько месяцев в его постели не было женщины.
Молчание затягивалось, и Мерион уже решил нарушить его, но тут собеседница вдруг спросила:
— А как долго вы были женаты?
Она задала вопрос так внезапно, что он вздрогнул бы от неожиданности, если бы в этот момент не смотрел на нее.
— Ровена умерла через месяц после нашего одиннадцатилетнего юбилея.
— А мы с Эдвардом были женаты девять лет. Семь из них мы были по-настоящему счастливы, а два следующих года были не очень-то счастливыми. Война на год разлучила нас. Он думал, что я уехала домой, а я опасалась, что он найдет себе любовницу и предпочтет ее мне. После этого еще год нам потребовался для того, чтобы восстановить подлинное доверие, сущность счастливого брака.
— Мы с Ровеной всегда доверяли друг другу, — заявил Мерион. Вспомнив о своей любовнице Элизе, он едва не поморщился. Но ведь Ровену он действительно любил, безумно любил…
— И что же вам больше всего нравилось в вашей жене? Герцог криво усмехнулся:
— Возможно, ее доверие ко мне. Вернее — вера в меня. Она смотрела на меня так, будто я знал все на свете, мог ответить на любой вопрос…
«К тому же она рискнула жизнью — только бы быть уверенной в том, что герцогство Мерион перейдет к моему сыну», — добавил он мысленно, тяжко вздохнув.
— И это все? — удивилась собеседница.
— Думаю, этого вполне достаточно. Пожалуй, даже слишком много. — Мерион с минуту помолчал, потом вдруг улыбнулся и добавил: — Кроме того, она очень любила нашу собаку. Знаете, в те дни собака меня ужасно раздражала, а теперь я постоянно с ней разговариваю. И временами мне кажется, что она так же одинока, как и я. — Снова вздохнув, Мерион откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.