– Попробуйте омелу на тете Урсуле, – прошептала она.
Она должна была промолчать. Дядя смотрел на нее сверху вниз, и по его лицу она поняла, что ему не хочется пробовать омелу на тете Урсуле. Когда она глянула на тетю, та выглядела очень испуганной. Но чего бояться, если омела подействовала на нее и на Патрицию, это должна быть самая настоящая Рождественская омела.
– Хорошая мысль, – согласился дядя Тимоти. – В таких важных делах лучше перестраховаться.
Тетя Урсула вжалась спиной в дерево и завела руки за ствол. Каролине казалось, что ей хочется протиснуться прямо сквозь дерево, но так не бывает. Дядя Тимоти шагнул к тете, поднял вверх омелу и поцеловал ее. Он целовал ее намного дольше, чем Каролину или Патрицию, а когда перестал, то не отошел сразу и ничего не сказал. Тетя Урсула тоже ничего не сделала. Они просто стояли и смотрели в глаза друг другу, и Каролина вновь начала волноваться. Возможно, омела на этот раз не подействовала, и им придется искать снова. Но вот дядя Тимоти повернулся и ухмыльнулся, и Руперт подавил смешок, а Патриция захихикала.
– Ну, – сказал дядя, – ответ получен. Она на самом деле действует. Никаких сомнений – это рождественская омела.
Но его голос странно прерывался, а губы тети Урсулы дрожали, и выглядела она так, будто в любой момент готова расплакаться. Случилось что-то, чего Каролина не понимала, но она была уверена, это что-то не было плохим. Омела действовала.
И они отправились домой, захватив столько зелени для украшения, сколько могли унести. Дядя Тимоти должен был вернуться за остатками. Они собирались украшать гостиную. Все вместе, с Каролиной. Тетя Урсула сказала, что ее поднимут, чтобы она помогла украсить падубом каминную полку и картины. И они не говорили ей, как няня, что она еще слишком мала и будет только путаться под ногами, и вообще, будет куда быстрее, если она отойдет в сторонку и просто посмотрит.
Она подумала, что тетя Урсула и дядя Тимоти самые замечательные люди на свете. Она любила их.
Она была рада, что они были мамой и папой малютки. Она была рада, что они были ее мамой и папой, и Руперта и Патриции тоже. Она была рада, что они были одной семьей, и будут жить все вместе отныне и навсегда.
– Аминь, – прошептала она.
Она хотела вернуть себе здравомыслие. Два дня назад она ехала из Лондона, и была в мире сама с собой. Была уверена и довольна, если не брать во внимание проблему, требовавшую решения.
Она знала, кем является, и ей нравилось, как течет ее жизнь. Еще два дня назад она жила руководствуясь разумом, а не чувствами. Жить эмоциями – это немыслимо. Она покончила с такой жизнью много лет назад и стала куда счастливее.
Два дня назад она вышла из кареты и оказалась в ином мире. А возможно, в иной вселенной. Теперь она уже ни в чем не была уверена, а ее разум был слишком взбудоражен, чтобы чувствовать себя довольной. И она уже не была уверена, что прошлое осталось в прошлом. Словно вернулось время, что было годы, сотни лет тому назад, когда ее не окружали унылость и пустота. В этом ином мире, в этой иной вселенной, она жила чувствами, и это было так тревожно. И так восхитительно. Неожиданно для себя она поняла, что ей нравятся дети. Поняла, что этих троих детей она полюбила. И не могла вынести мысль том, что придется расстаться с ними после Рождества, хотя знала, что он станет за них бороться.
Но и она будет сражаться с ним не на жизнь, а насмерть.
Она была уверена, что ни одному мужчине не удастся вновь пробудить ее чувства, уверена, что не сможет пожелать мужчину вновь. И ей это нравилось. Жизнь ее была покойна много лет, а тем более после смерти Карлайла.
Но он поцеловал ее под омелой у дубов на глазах у детей, и даже эта иная вселенная перевернулась вверх тормашками. С этого момента она остро ощущала его присутствие, его привлекательность, его мужское начало – и по пути домой, и пока они украшали гостиную, и пока делали и разрисовывали большую деревянную звезду, о которой с непередаваемой тоской во взгляде спросила Каролина, и которую следовало повесить рядом с омелой перед камином. Ее тело отзывалось на него так, как ни на кого и никогда со времен Воксхолла.
Она хотела его. Она хотела снова ощутить его губы на своих губах. Она хотела почувствовать на себе его руки. Она хотела почувствовать его тяжесть. Она хотела его в своем теле. Она хотела его там, несмотря на то, что все моменты интимной близости, что случались в первый месяц ее брака, в лучшем случае разочаровывали, а в худшем были просто противны.
Она желала его, хотя не должна была желать. Когда через несколько дней она вернется к своей обычной жизни, все закончится. Ее жизнь снова войдет в прежнее русло.