Мельца отвернулась. Кто же здесь похозяйничать успел? Кто принёс всё это? Зачем оставил?
Яркий лучик солнца скользнул в комнату, высветил столб сверкающих пылинок. Неужто так поздно?! Сколько же времени она спала? И почему отец не разбудил? Он никогда не позволял валяться в кровати так долго.
Выбравшись из постели, Мельца закуталась в одеяло ещё сильнее, боясь даже думать, почему оказалась без одежды. Стыд какой! Если отец узнает... Её начало мутить. Волна тошноты поднялась из живота прямо в горло, оставляя во рту неприятный горький привкус. В голове загудело. Перед глазами всё поплыло. Мельца покачнулась. Ноги вдруг запутались в чём-то мягком, и она едва не упала. Её почему-то грязные ступни оплела такая же грязная тряпка. Одной рукой зажимая одеяло, другой Мельца подняла странную находку. Порванная исподница... В следах травы и земли, покрытая бурыми пятнами.
И вдруг она вспомнила. Вспомнила всё. Звуки. Запахи. Собственные крики. Животный ужас. Липкую горячую кровь. Вот она бежит по лесу. Падает. Грубые руки срывают одежды, мнут тело. Удары. Тяжёлый перстень, рассекающий губы. Вкус крови во рту, ощущение боли в каждой клеточке тела. Её били и швыряли, как вещь, как тряпку. А потом он расстегнул брюки и порвал её на части.
Из глаз потекли слёзы. Мельца попыталась их сдержать, но ничего не получилось. Что он с ней сделал? Что сотворил с телом и душой? Она и так потеряла всякую надежду на семью, на детей. А теперь и подавно. Кому она такая нужна?! Почему?! Почему не умерла там, в лесу?
От бессилия, злости и отчаяния Мельца рухнула на пол. Как же больно... Чья-то рука пробралась в её нутро и сжала где-то в области живота. Больно... Почему она должна мучиться в этой агонии?! От боли захотелось кричать. И она закричала.
Ударившись о стену, распахнулась дверь. Топот ног и встревоженные голоса прорвались сквозь гомон в голове. Чьи-то ладони затрясли её, и Мельца принялась яростно вырываться. Чужие руки на теле всколыхнули новый приступ тошноты. Не видя лиц, не разбирая ничего вокруг, Мельца дико размахивала кулаками. Ногти впились в чью-то кожу. Мужским голосом невидимый враг выругался, но отпустил. Перед глазами всё плыло, не желая обретать ясность. Ей казалось, что она снова в лесу. Слышит запах мокрой земли и брусники.
- Сумасшедшая! Да успокойся ты!
Она видела только руки. Крупные ладони и длинные пальцы, которые тянулись к ней из лесной темноты. Мельца отползла назад, засучила ногами по полу. Почему земля такая твёрдая?! Её ноги не вязнут во влажной жиже, значит, она сможет убежать.
- Ядрёное зелье атаман сварил! Смотри, как ожила! Чего пялишься?! Держи её, пока она саму себя не угробила!
Смазанным пятном к ней приблизилось лицо. Другое лицо, не то, что было в лесу. Не то, что гадко улыбалось, щерясь в темноте.
- Мельца! Мельца! Это же я, Антип! Ну, миленькая...
Антип... Торговец Антип. Хитрый пройдоха Антип. Антип, который мерзко храпел, пока тот, другой, глядел на неё, облизывая толстые жабьи губы, и говорил, что скоро всё повторится.
- Ты спал... Спал...
Даже её голос казался надтреснутым. Скрипом старой ветки.
- Спал, когда он... Когда...
Губы вдруг стянуло что-то липкое, и во рту как будто насекомые зашевелились. Мельца попыталась разомкнуть их, но ничего не получилось. Вокруг языка словно кокон из паутины. Она задыхалась...
- Что с ней? Ягин!
- Атамана зови! Живо!
Рот как будто тканью набит. Что-то липкое на подбородке. В горле защекотало. Мельца закашлялась, глотая ртом воздух, а от губ потянулись белые липкие нити. Она попыталась их выплюнуть. Но паутина приклеила язык к нёбу.
Дышать... Нужно дышать... Но от ужаса она могла только стонать, пытаясь избавиться от этой мерзости во рту. Чьи-то обжигающе горячие ладони прижались к плечам. Мельца дёрнулась, попыталась отползти. Но спина прижималась к чему-то твёрдому. Дальше уже некуда убегать. Некуда. Кричать! Она ведь может кричать! В прошлый раз её никто не услышал, а сейчас она даже звука выдавить из себя не может. Но больше она не дастся так просто. Размахивая руками, она набросилась на того, кто жёг её кожу. Пальцы впились в человеческую плоть, во что-то шершавое и колючее. Ногти царапала и рвали. Она не позволит больше этому повториться. Убьёт его или себя...
Её встряхнули, как куклу. Голова дёрнулась назад, и перед глазами вместо чёрного неба мелькнул потолок. Чужие ладони ещё сильнее сжали плечи - металлом раскалённым к ней прикоснулись. Мельца закричала от острой боли, разлепив, наконец, губы.
Твёрдая рука вцепилась в подбородок, и Мельце показалось, что там кожу тоже опалило огнём. Из глаз брызнули слёзы. Как же больно.
- Смотри на меня!
Она попыталась вырваться. Ну, ещё разок! Ей ведь почти удалось прежде. Нога попала во что-то твёрдое, и тихо застонал кто-то. Перед ней мелькнуло ещё одно лицо. Чужое. Но смутно знакомое. Всё вдруг стихло и замерло. Время остановило свой бег, сжалившись над Мельцей, и она смогла разглядеть того, кто так нещадно жёг её кожу. Она увидела две луны. Две серебристых равнодушных луны. Там, в лесу, над ней висела и смеялась одна. А сейчас их почему-то было две. Расплавленное серебро плескалось в чёрном небе. Секунда - и луны скрылись. А потом появились вновь. И только после этого Мельца поняла, что это и не луны вовсе - это глаза. Чьи-то серебряные сверкающие глаза с чёрными-чёрными ресницами. У того, кто рвал и терзал её тело, глаза были другие. А что нужно этому? Почему его руки так обжигают? Почему не желает её отпустить? Хочет посмотреть, на что польстился тот, другой?
- Успокоилась?