Чья-то тень накрыла Мельцу. Смутные очертания её дрожали в темноте, расползаясь в разные стороны. Зачавкала влажная земля под ногами. Послышалось надсадное кряхтенье. И, заслонив луну, над Мельцей нависло лицо, которое она будет ненавидеть даже после смерти. Отвратительная рожа насильника улыбалась в темноте, скаля жёлтые зубы. Неужели, он не насытился? Что ему ещё надо? Зачем пришёл?!
Ледяной коркой стало покрываться тело. И одинокое сердце её билось всё медленнее, то ли замирая, то ли пытаясь продлить жизнь хоть немного.
«Скоро всё закончится», – твердила себе Мельца. Скоро не будет боли и обиды, и все мечты её превратятся в рассветный туман. Совсем скоро…
Не может она больше… Не может.
Но грубые ладони обхватили её истерзанное тело. Боль опалила Мельцу. Взмыла она в воздух. Прижал изверг её к груди и понёс прочь от места, что едва не стало её могилой. Этой ночью не попасть ей в Мёртвое Царство.
Давным-давно верили, что наползающий с гор туман – это пар, который поднимается над котлами ведьм. Варит чёртова прислужница зелье, кипит оно, бурлит, а пар по всей долине стелется. Сейчас уже мало кто вспомнит эти предания, но тумана люди боятся всё равно. Кто знает, какая сила в нём прячется. Может, ворог, сокрытый белой завесой, подбирается, али злодеяние в сизой дымке какое творится. Туман в Хмурой чаще был лютым. Он плыл с гор белым густым варевом – будто ведьмин котёл перевернулся, и зелье выплеснулось на лес. Его клочья цеплялись об острые макушки голых деревьев, отрывались и оставались висеть на сучьях пушистыми лохмотьями. Холодная морось оседала на волосах, забиралась за воротник. Казалось, это чьи-то холодные липкие пальцы скользят по коже, желая добраться до сердца. А может, и впрямь, это прикосновения рук – стала ведьма невидимой, заманила путников в лес и теперь желает вырвать их сердца для своих обрядов.
От мыслей этих Антипке поплохело. Он, как и все, боялся тумана. Ничего хорошего от белой завесы ждать не приходилось. А тут ещё и дружину он с собой такую везёт – видать, точно ведьма прознала, что конец её козням. Как ни пытался Антипка уговорить кметей переждать туман, всё тщетно. Те вознамерились к исходу полной луны добраться до Пеплиц.
Деревья в Хмурой чаще редко стояли, далеко друг от дружки. Но Хмурым это место не просто так звалось. Вроде и светло тут должно быть. Ан нет… Деревья скрюченные, ветви вниз опустили, словно руки. Ёлки какие-то голые, будто облезшие. И всё вокруг белый пар заполнил – туман. Куда ехать, непонятно. Солнца совсем не видно. Антипка и так воеводу упрашивал, и эдак – мол, переждать хорошо бы. Только в чаще заплутают, ежели сейчас в путь отправятся. Ну что им лишние день-два в пути? В самом-то деле! Но воевода был непреклонен.
Антипка уныло глядел на Тучку. Длинная чёлка закрывала глаза, и казалось, что лошадь до сих пор спит. Антип погладил животное по гриве. Тучка встрепенулась, всхрапнула, понюхала ладонь торговца и тут же отвернулась. Дескать, ничего интересного. Антипке аж обидно стало. Как Чернявый к ней подходил, так глупая скотина чуть ли не улыбаться начинала, а как он…
Торговец замер и огляделся. Господарева дружина собиралась в путь. Кто-то костёр тушил, кто-то оружие проверял. Все шестеро на месте, а вот седьмого – не видать. С ночи атаман так и не вернулся. И скакуна его злобного не было видно. Антипка к Гирдиру бросился, спросить, куда ворожейник подевался. Но путь ему преградил золотоволосый воевода.
– Почему до сих пор не собрался? – Голос у него сердитым был, досада в нём слышалась.
Антипка сглотнул от волнения, но вымолвил:
– А как же пан атаман? С ночи его не видать. Уж не случилось ли чего? Места здесь лихие.
– Он нас нагонит. А ты время попусту не трать. Садись давай. Да пошибче. Ехать надо.
– Да как же он нас в таком тумане найдёт? – Антипка от волнения стащил с головы шапку и по старой привычке начал мять её.
– Уж он-то найдёт. Не сомневайся.
Показалось торговцу, или и впрямь в голосе воеводы Сальбьёрга обида слышалась? Но думать об этом некогда было.
– Поторапливайся!
Антипка закивал, водрузил шапку на место и с кряхтеньем взобрался на Тучку. Лошадь потрясла мордой, словно противясь ездоку. Эх, предательница!
В тумане продвигались медленно. Влага впитывалась в ткань одежды, превращая её в мокрую и неуютную. С ветки на ветку перелетела надоедливая ворона и противно каркала. Она настырно следовала за дружиной, не желая убираться, даже когда один из воев запустил в неё камнем.