– Какое совершенное объяснение, – саркастически бросил он. – И сын не задавал вопросов?
Алекса покачала головой.
– Оно, похоже, удовлетворило его. У многих его друзей родители развелись…
– Ах да, конечно! – воскликнул Джованни тихим злым голосом. – Может быть, он увидел, что ты не хочешь говорить об этом, и не стал расспрашивать. Дети очень точно улавливают настроение взрослых.
Алекса открыла рот, чтобы возразить, но внезапно ей стали понятны истоки его гнева: она отвергала отца Паоло точно так же, как собственный отец Джованни отрицал его, и это ее потрясло до глубины души.
Она лишь прошептала:
– Тогда я поступила так, как могла…
– Мне не нужны твои дурацкие оправдания! – еле сдерживаясь, процедил он сквозь зубы.
Ему захотелось накричать на нее изо всех сил, но спящий ребенок в другом конце самолета не позволил ему сделать это.
– Бог мой, мужчины в отношении ребенка всегда находятся в невыгодной позиции. Они не могут сами родить своё чадо и вычеркнуть мать из его жизни!
Она хотела объяснить, сказать ему, что боялась его гнева, его власти, его силы. Но признать свой прошлый страх – значит показать свою слабость сегодня. И Джованни воспользуется этим, отомстит ей.
– Я скажу ему в первый подходящий момент, – пообещала она.
– Ты скажешь ему, как только он проснется.
Их взгляды встретились. Его мрачный взгляд пронзал ее насквозь, но она знала, что должна устоять, или Джованни отнимет у нее все. Давным-давно он украл ее сердце, но она не позволит ему отнять у нее сына или лишить ее рассудка.
– Мама!
Алекса кинулась к сыну.
– Что, дорогой? Ты хорошо спал?
– Мы скоро прилетим? – спросил Паоло, моргая глазами и оглядываясь вокруг.
– Скоро, – сказала Алекса. – Посмотри в окно.
Паоло прильнул к иллюминатору.
– Смотри, мама! Смотри! – он взволнованно указал пальцем вниз.
– Это горы, – сказала Алекса, – огромные, покрытые снегом горы.
– А вон там – пустыня, – послышался низкий глубокий голос.
У Алексы перехватило горло: Джованни стоял за ними, и она ощущала его запах, особый мужской запах, который проник в ее ноздри и, казалось, заполнил собой все внутри нее. Ей захотелось закричать на него: пожалуйста, отойди от меня подальше! А еще захотелось, чтобы он сжал ее в объятиях, покрыл поцелуями. О боже!
– Ты видишь, Паоло? – прошептал он, придвинувшись к ней еще ближе.
Внимание их сына было поглощено сверкающими серебристо-белыми вершинами, и Джованни намеренно прижался к ней. Чувствовала ли она его напрягшуюся плоть, упирающуюся ей в ягодицы? Он ощущал, что она едва дышала, содрогаясь всем телом, и испытывал ощущение триумфа: да, она хотела его!
Отодвинувшись от нее, он услышал тихий стон, который она еле сдерживала, и склонился к сыну.
– Ты знаешь, почему мы едем в Карастан, Паоло? – нежно спросил он.
– Мы едем на свадьбу!
– А знаешь, кто женится?
Паоло покачал своими темными кудрями.
– Нет.
– Это свадьба Хавьера.
– А кто такой Хавьер? – запинаясь, спросил Паоло.
– Он мой брат.
Джованни наклонился и поворошил его волосы. Паоло, к изумлению Алексы, позволил ему сделать это.
– А точнее – сводный брат. У нас один отец, но разные матери.
– Как и у двух моих знакомых девочек!
Джованни кивнул головой.
– Да, такое часто бывает, но я узнал об этом совсем-совсем недавно.
Глаза Паоло расширились.
– Правда?
– Да, – мягко сказал Джованни и присел рядом с малышом. – Иногда в семьях по разным причинам возникают всевозможные сложности.
Он улыбнулся мальчику лучезарной улыбкой, и Алексе стало больно. На нее он смотрел совсем иначе. Но сейчас надо думать о Паоло, напомнила она себе, и если она не начнет говорить, Джованни перехватит инициативу.
– Паоло, Джованни хочет сказать тебе о том, что…
– Я твой отец.
Слова прозвучали как гонг и, казалось, эхом разнеслись по замкнутому пространству. Алекса закусила губу так сильно, что почувствовала солоноватый вкус крови.
Возникло молчание, и Джованни внутренне возликовал, увидев боль в ее зеленых глазах. Но ведь она тоже причинила мне боль, со злостью подумал он. Она причинила мне такую боль, какую я никогда не испытывал.
Он быстро отогнал от себя эти мысли и внимательно вгляделся в лицо Паоло, надеясь… нет, моля бога о том, чтобы правда оказалась лучшим выходом из ситуации.
Алекса стояла рядом, ощущая себя посторонним человеком, присутствующим при очень интимном разговоре двух людей.
– Паоло? – тихонько окликнула она.
Сын взглянул на нее, и на лице его было выражение, какого она прежде никогда не видела. Это была смесь удивления, облегчения и явного восторга, но вместе с тем на лице отражались тревога и немая укоризна.
– Но у мамы нет мужа, – возразил он.
– Нет, я замужем, – сказала она, молясь о том, чтобы голос ее не дрогнул. – Джованни – мой муж. Мы поженились…
– В бреду? – жестко прервал ее Джованни.
– Много лет назад, – ровным голосом продолжала Алекса. – И мы… в некотором роде… потеряли связь.
Она ожидала, что Джованни опровергнет ее, но он, к удивлению, не сделал этого. Его вспыхнувшие черные глаза говорили о том, что он не простил ее, но и не хотел, чтобы сын страдал оттого, что в их отношениях царила неразбериха. Паоло, похоже, пребывал в блаженном неведении относительно того, какое напряжение пронизывало воздух, окружающий их, и почему мать никогда не говорила ему об отце. Глаза его округлились, став размером с блюдце.
– Ты мой папа!
У Джованни перехватило горло.
– Да, – хрипло произнес он. – Я твой отец.
Алекса стояла, будто окаменев, глядя на незнакомое выражение его надменного и красивого лица. Словно зритель сентиментальной драмы, она увидела, как он раскрыл объятия и Паоло бросился ему на грудь – будто человек, вернувшийся домой после долгого отсутствия.
Джованни, конечно, никогда не простит ее, об этом свидетельствовали его слова и презрение, звучавшее в его голосе.
Но простит ли ее Паоло?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Жаркое солнце Карастана нещадно опалило голову Алексы, и она, заморгав, словно в дымке увидела перед собой молодую женщину в накинутой на светлые волосы прозрачной парандже, которая, сложив перед собой руки словно в молитве, низко поклонилась ей.
– Имею честь проводить вас в Голубой Дворец, Алекса, – сказала она мягким тихим голосом. – Меня зовут Соррел, и я буду сопровождать вас повсюду, пока вы находитесь здесь.
– Но ведь вы англичанка! – воскликнула Алекса, глядя с изумлением на блондинку.
Соррел, которая была примерно одних лет с Алексой, широко улыбнулась.
– Вы думаете? И у меня нет никакого карастанского акцента?
Алекса покачала головой.
– Я ничего не подметила, – сказала она и немного растерянно огляделась вокруг, словно надеясь проснуться и обнаружить себя в своем маленьком домике в Лимингхэме.
Но нет, она была в Карастане, и позади нее возвышались внушительные куполообразные здания и башни одной из самых величественных резиденций шейха.
По прибытии во дворец Паоло сразу же захотел принять ванну. Он настоял на том, чтобы с ним пошел Джованни, а не она, и Алекса испытала внутреннюю борьбу, прежде чем милостиво дала согласие.
– Так будет лучше, – мягко сказала Соррел, когда слуга в шелковой ливрее увел Джованни с сыном через резные двери. – В этом дворце есть помещения, в которых женщинам все еще запрещено появляться.
Алекса кивнула, убеждая себя в том, что поведение сына объяснимо в данных обстоятельствах. Паоло только что открыл для себя отца и желал насладиться этим открытием, словно ребенок, которому подарили прекрасную новую игрушку. А если учесть, что они прибыли в экзотическую страну – страну, в которой доминировали мужчины, – можно понять, почему ее сын хочет вести себя как один из них.