Выбрать главу

– Ты хочешь меня, – прошептал он. – Ты хочешь меня, cara mia, и хотела всегда.

Это было возмутительное хвастовство, и Алексе захотелось доказать обратное, но его опытные и нежные пальцы привели ее в изнеможение.

– Джио…

Глаза ее закрылись, и Джованни, победно улыбнувшись, склонился к ней и принялся целовать полураскрытые губы, ощущая ее теплое дыхание.

– Разве нет? – настойчиво спросил он, но она не могла ему ответить, потому что он прижался к ней губами, и ей показалось, что она вознеслась на небеса.

Джованни опустил руку ниже и, положив на ее плоский живот, стал поглаживать его круговыми движениями. На секунду Алекса замерла, ожидая упреков и обвинений, что она скрыла от него то, что зародилось в ее животе. Но вместо этого он с мучительной медлительностью опустил руку ниже – туда, где сосредоточилось пламя ее желания.

– Разве нет? – повторил он, отрываясь от ее губ и ощущая, как в предвкушении содрогнулось ее тело.

Алекса сглотнула. В полумраке лихорадочно поблескивали его глаза, и она, подняв руку, прикоснулась к его лицу. Ей следовало сказать, что она не хочет его, но не стали бы эти слова еще одной, ложью в ее жизни? И, может быть, это неизбежно? С того момента, как он вошел в магазин и вместе с тем – в ее жизнь?

– Да, – выдохнула Алекса. – Да, я хочу тебя.

Джованни знал, что одержал победу, что она будет умолять его войти в нее, если он того захочет. И все же эта победа казалась ему ложной, хотя он не мог объяснить себе, почему.

– Пойдем отсюда, – сказал он, – а то разбудим нашего сына.

Он поднял ее на руки и прижал к своей обнаженной груди.

Алексе показалось, что в голосе его послышалось осуждение. В то время как руки его были нежны, лицо его было суровым, когда он отнес ее в свою спальню и положил на кровать. Секунду он стоял рядом, возвышаясь над ней, глядя на нее с выражением, которого она прежде никогда не видела. Затем наклонился, яростно сжал в руках ее ночную рубашку и, с треском разорвав, бросил на пол, обнажив ее прекрасное белоснежное тело.

Алекса, судорожно ахнув, почувствовала на своей коже теплое благоуханное дыхание.

– Зачем ты это сделал?

Он не знал. Чтобы разрушить то, что принадлежало ей? Или напомнить себе, что ему все доступно?

– Положим, я не могу ждать, – надменно сказал он.

Алекса понимала, что ей следовало бы возмутиться, сказать ему, что он испортил дорогой подарок, который много значит для нее. Но было слишком поздно. Она лишь снова судорожно вздохнула, но на этот раз с наслаждением. Потому что он снова стал ее целовать, склонившись над ней своим обнаженным телом, – и похоже, он сказал правду насчет того, что не может больше ждать. Или не хочет.

– Джио! – выдохнула она.

Руки его проникли между ее бедер – пальцы ласкали нежную влажную плоть, и он что-то сказал на итальянском языке, но она была в таком одурманенном состоянии, что не смогла ничего понять.

Не потому ли, что ноги ее были закинуты ему на спину, а бедра призывно прижаты к нему, все горькие слова, которые они сказали друг другу, оказались забыты? Что это – обычный сексуальный голод, который долго не был удовлетворен, или причина в Джованни, который не покидал ее мыслей все эти долгие годы, хотя она очень старалась забыть о нем?

Это мужчина, которого она любила.

И все еще любит?

– Нет! – прошептала она.

Джованни замер.

– Н-е-ет? – протянул он недоверчиво.

– Да, – выдохнула она и коснулась губами его плеча, запустив руку в его густые черные волосы. – Я хотела сказать… да.

Ее неясные возбужденные восклицания заставили его отпрянуть назад. Чтобы показать ей, что у него вся власть, а не у нее. Чтобы доказать себе, что он может заставить ее умолять о любви, когда сам он в силах сдержать свой страстный порыв.

Но она коснулась губами ямки на его шее, как делала всегда, и этот незначительный жест вернул его в то время, когда она олицетворяла все его надежды и мечты о счастливом будущем. В следующую секунду Джованни показалось, что она разорвала его грудь и смотрит, как бьется его кровоточащее сердце.

С бешенством он вошел в нее, яростнее и глубже, чем делал это с любой женщиной раньше, стараясь забыть, что он женат на ней и что когда-то она значила для него больше, чем значит сейчас. Она для тебя ничто, сказал он себе жестко и закрыл глаза, чтобы ее не видеть.

– Джованни…

– Что? – прорычал он.

Пальцы Алексы вцепились в его плечи, а он совершал яростные толчки, будто стараясь пронзить ее сердце, продвигаясь к восхитительному завершению. Но, чувствуя все возрастающее возбуждение, краешком сознания она отметила, что он больше не целует ее.

Лицо его было маской, склонившейся над ней, закрытые глаза не смотрели на нее, а тело двигалось с такой размеренностью, что все его действия показались ей механическими.

Он не занимался с ней любовью – он совершал с ней половой акт. Физически удовлетворяющий, но холодный секс.

Она почувствовала, как из груди у нее готов вырваться протестующий крик, но было уже поздно. Ее захлестнула волна наслаждения – тело задрожало в его руках.

И все же в этот сладостный момент, готовый взорваться от возбуждения, Джованни не мог избавиться от мысли, что это не просто секс. Он не однажды желал Алексу так, что у него отнималось дыхание, но сейчас его не оставляла мысль о том, что его ребенок был выношен в ее лоне. Часть его выросла внутри нее.

Неожиданно эмоции переполнили его, и сдавленный крик сорвался с губ. Ему показалась, что взорвался мир. Словно он мог умереть на самом пике своего взлета – и смерть показалась бы ему бесподобной и совершенной.

Он собирался после этого отодвинуться в сторону и немного поспать, пока желание вновь не вернется к нему, и тогда он бы снова овладел ею без всяких посторонних мыслей. Но этого не произошло. Джованни лежал на ней и не мог пошевелиться, он все еще находился внутри нее, его темные кудри лежали на ее груди, и он чувствовал, как постепенно затухают блаженные конвульсии.

– Джио? – спросила Алекса, удивляясь тому, что он не шевелится.

Но единственное вымолвленное ею слово не было услышано, и она удивленно заморгала. Джованни уже спал.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Алекса провела беспокойную ночь со спящим рядом Джованни – простыни смялись под его смуглым телом, рука расслабленно лежала на ее талии.

Она лежала тихо – их обнаженные тела слегка касались друг друга, разорванная ночная рубашка валялась на полу – и думала о том, что поведение ее было ужасающе предсказуемым.

Ее ни к чему не принуждали. Ведь он не бросился на нее, не сминал в объятиях, как сделал это давно, в ее маленьком домике, когда хотел продемонстрировать ей весь репертуар своего сексуального искусства. Он просто появился перед ее кроватью и позволил набедренной повязке упасть на пол – подобно дешевому стриптизеру. А она позволила ему погладить свой подбородок и дотронуться до своей груди, и тем самым он буквально поставил ее на колени и заставил умолять заняться с ней любовью. Любовью?

Если бы она не рисковала разбудить его, то иронически рассмеялась бы.

В неудобной позе, боясь пошевелиться, Алекса уставилась на потолок, на котором поблескивали хрустальные люстры, переливаясь в лунном свете. Ночь постепенно перетекала вдень. Что она сделала?

Скомпрометировала себя полностью, вот что. Секс без любви с мужчиной, который не скрывал, что презирает ее, и не скрывал своего взгляда на женщин и их место в жизни. Он обвинял ее в отсутствии добродетели, что она горячо отрицала, а теперь своим поведением подтвердила, что он прав.

Она не глупа. И знает, чего он хочет – того, чего, при всем своем богатстве, не может купить: своего сына. И если он начнет судебное дело, то как обрисует ее своему умнику-адвокату? Распутница? Шлюха? Путана, как говорят в Италии? В конце концов она уснула в самое неподходящее время – перед рассветом, и тем самым полностью разрушила свои планы: тихонько выбраться из кровати, принять душ, одеться и пойти будить Паоло, чтобы он ни в коем случае не увидел, что…