— Я уверена, с Марджори все будет в порядке, — твердила Таня. — Наверное, у нее просто очень нетерпеливый малыш, ему хочется поскорее посмотреть белый свет!
Но миссис Пултон это не успокоило. Ее тревога улеглась, только когда в половине двенадцатого ночи, Питер-младший появился на свет.
Глядя через стеклянную стену в палату, куда относили всех новорожденных, Таня с трудом сдерживала слезы. Именно в такие минуты она нестерпимо чувствовала свое одиночество, непоправимое одиночество чужака.
— Вот этого я и боялся, — пробормотал Роджер и взял Таню под руку. — Ну почему женщины всегда рыдают, когда видят рождение малыша?
Она засмеялась, и ее грусть моментально испарилась. Роджер болтал без умолку о всякой всячине, пока не высадил мать у крыльца их дома, Ho, как только они с Таней остались в машине одни, сразу заговорил о Диане:
— Тебе, наверное, интересно узнать, зачем она приходила ко мне?
— Я уже и забыла об этом, — искренне ответила Таня. — А она приходила из-за нас?
— Да.
— Адриана это тоже беспокоит. Он на меня очень сердится.
— И ты хочешь со мной распрощаться до выборов?
— Нет.
— Хорошо. — Роджер остановил машину возле «Парк-Гейтс». — Жаль, что мы с тобой не любим друг друга. Мы были бы отличной парой!
Она помнила, что уже поздно, и тихонечко пробралась к себе в комнату. Таня почти дошла до нее, когда увидела Адриана, выходящего из спальни. Она пыталась укрыться за выступом стены, но он увидел ее и подошел, высокий, неприступный, в темно-синем халате.
— Ты так поздно, — спокойно сказал он. — Мы уже начали волноваться.
— Мы? — язвительно переспросила она.
— Я. — Он замолчал. — Ты раньше не возвращалась так поздно. Ты была у Пултонов?
— Я была с Роджером и его семьей. — Она подчеркнула последние слова, но лицо его не прояснилось. — Старшая дочь рожала, и я поехала с ними в больницу.
— У нее что, недостаточно своих дочерей? Кроме тебя, некому было поехать?
— Она хотела, чтобы я поехала. — Таня посмотрела на него с откровенным вызовом. — Тебе, верно, трудно понять, что я кому-то могу быть нужна?
Он насупился.
— А мы не можем обойтись без сцен? Думаешь, мне самому нравится твое присутствие в моем доме в качестве неизвестно кого?
— Не знаю, мне трудно понять, что ты чувствуешь, — устало сказала она. — Мы стали чужими людьми.
Но, произнося эти слова, она знала, что кривит душой. Стоя совсем близко к нему, она снова ощутила прилив тех чувств, которые он неизменно возбуждал в ней. Невольно Таня качнулась к нему, но быстро отпрянула назад, стыдясь своей слабости. Он не видел, как она склонилась к нему, он заметил только ее движение назад и увидел в этом признак отвращения.
— Не знаю, почему я вызываю у тебя такую ненависть, — тихо сказал он.
— Это не так. — Она отвернулась. — Уже поздно, Адриан, я хочу спать.
Он проводил ее по коридору и остановился перед дверью в свою комнату.
— Ты уже подумала, что будешь делать, когда уедешь отсюда?
Она пожала плечами.
— За последние годы я научилась не заглядывать далеко вперед. Когда я уеду, тогда будет видно.
— Но тебе не обязательно уезжать, — вдруг сказал он. — Ты ведь можешь остаться.
— После того, как ты женишься на Диане? — Ревность побудила ее говорить. — Хочешь, чтобы я нянчила ваших детей?
Лицо его потемнело от гнева.
— Да каким же скотом ты меня считаешь! Не знаю, почему я так сказал. Я хотел как лучше — думал, тебе будет одиноко без нас.
— Мне не одиноко.
— Что это значит?
Таня отвечала, не раздумывая, злость застилала ей разум, ей хотелось побольнее уязвить его.
— А это значит, что я не собираюсь быть у тебя приживалкой до конца своих дней. Не только ты собираешься устроить свою личную жизнь и обрести счастье.
— Роджер Пултон, — медленно проговорил он. — Быстро же ты влюбилась, ничего не скажешь.
— Надеюсь, ты рад за меня. Во всяком случае, я больше не буду отягощать твою совесть.
— Моя совесть ни при чем. То, что с нами произошло, — стечение обстоятельств. Мы ничего не могли поделать, вина целиком на вашем правительстве. Потом, ты сама не захотела бросить родителей и поехать со мной в Англию — и по чести сказать, я не могу понять, почему ты винишь во всем меня.
Он был прав. Ее гнев начал стихать и, наконец, иссяк, оставив ощущение усталости.
— Ты прав, Адриан. Но думаю, нам не стоит говорить об этом в такой поздний час. Похоже, мы оба потом будем жалеть.
— Но я не жалею, что женился на тебе, — вдруг нежно шепнул он. — Я жалею только о том, что у нас ничего не вышло.