Эмили быстренько привела в порядок комнату и направилась к двери, прихватив с собой платье Оноры.
— Спокойной ночи, миледи. Приятных сновидений, — проговорила она. — Завтра я не стану вас рано будить. Только спрошу его сиятельство, когда он собирается отправиться в свадебное путешествие.
— Спасибо... Эмили, — с трудом выговорила Онора.
Ею вдруг овладела какая-то слабость. Захотелось остаться одной и поскорее заснуть.
Но едва она успела об этом подумать, как распахнулась дверь и в спальню вошел герцог.
На нем был длинный темный халат, который делал его еще более внушительным, чем обычно. Онора инстинктивно вжалась в подушку, словно пытаясь защититься.
Несколько секунд он молча смотрел на жену, потом уселся на краешек кровати и проговорил:
— Я не собираюсь мучить вас долгими разговорами, Онора. Вы наверняка страшно устали после сегодняшних переживаний.
Онора была настолько напугана произошедшими событиями, что никак не могла сосредоточиться на том, о чем он говорит. Она лишь, запинаясь, в очередной раз попыталась извиниться перед ним:
— Простите... меня... за то... что доставила вам... столько хлопот.
— Похоже, вам никто никогда не говорил, что бродить ночью по улицам Лондона, да еще в одиночестве, крайне опасно.
— Я... теперь понимаю... как это было... глупо... с моей стороны, но мне... хотелось подумать.
— О чем вам хотелось подумать? — Герцог увидел, что Онора залилась краской. — Полагаю, что обо мне?
Онора кивнула.
— А не лучше ли было поговорить со мной о том, что вас беспокоит, а не выдумывать что-то самой, а тем более убегать из дома и бродить по темным улицам?
Онора отвернулась и едва слышно прошептала:
— Мне кажется... это невозможно.
— Но почему? — воскликнул герцог. — В конце концов, Онора, мы же муж и жена, и между нами не должно быть никаких секретов.
Герцог тут же вспомнил, что сам-то собирался втайне от жены вести другую жизнь, о которой Онора не должна была догадываться. Поспешно отбросив неприятные мысли, он сказал:
— Доверьтесь мне. Обещаю, что постараюсь вас понять.
Его голос звучал как никогда ласково, и Онора решилась:
— Мне сегодня тетя Элин... кое-что сказала... но я считаю... этого не должно произойти.
— Я вас не понимаю.
— Тетя Элин сказала... что чем скорее у меня будет... ребенок... тем лучше... а вы сказали, когда я собралась... идти к себе... что скоро... ко мне... присоединитесь.
Несмотря на ее бессвязную речь, герцог все понял.
— И вас это напугало? — спросил он.
— Я никогда не думала... даже представить себе не могла, потому что... мы так... странно поженились... что у нас может быть... ребенок. Ведь мы даже толком... не поговорили друг с другом.
Герцог ненадолго задумался, а потом сказал:
— Я должен извиниться перед вами, Онора, за то, что был не очень к вам внимателен. Теперь я понимаю, какие чувства вы должны были испытывать.
— Вы и в самом деле понимаете? И не... сердитесь на меня? — спросила Онора, и герцогу показалось, что глаза у нее радостно засияли. — Я знаю, как вы меня... ненавидите. Я чувствовала это во время свадебной церемонии... и поэтому... не представляла... как у нас с вами может быть... ребенок.
Герцог не знал, как ему на это реагировать, и попытался объясниться:
— Я хочу, Онора, чтобы вы мне поверили. Это не вас я ненавижу, а то ужасное положение вещей, при котором я вынужден был так скоропалительно жениться, чтобы избежать брака с принцессой Софи.
— Я помню... как вы сердились, — заметила Онора, — когда я попыталась... вам отказать. Но... тетя Элин заставила меня... выйти за вас замуж.
Герцог нахмурился:
— И как же она вас заставила?
— Она предоставила мне выбор. Либо я выхожу за вас замуж... либо становлюсь... монахиней, — откровенно сказала Онора.
— Не может быть! — воскликнул герцог.
— Это правда, — кивнула Онора. — Она сказала, что... на следующий же день... отправит меня в самый бедный монастырь. А я... не могу... принять постриг, потому что не чувствую в себе призвания... стать монахиней.
— Да как такое ей вообще могло в голову прийти! — поразился герцог. — Вы имели полное право отказаться.
— Я не могла, — покачала головой Онора. — Так что... хотя и не было у меня... желания выходить за вас замуж... деваться мне было некуда. Никто из нас... не хотел... этого брака... и я знаю... насколько вам была ненавистна... сама мысль о... женитьбе, поэтому я уверена... нам нельзя... иметь ребенка. Он бы появился на свет... нежеланный и никому не нужный.
Герцог не нашелся, что на это возразить, а Онора продолжала:
— Когда я была маленькой, помню, какой-то знакомый сказал моей маме: «Какая красивая у вас девочка! Наверное, поэтому вы назвали ее Онорой». А мама улыбнулась и ответила: «Вижу, вы знаете, что Онора означает «красавица». Мы с мужем были уверены, что наша дочка ею станет, потому что она дитя любви». А этот знакомый рассмеялся и заметил: «Что верно, то верно. Никогда не видел, чтобы двое так любили друг друга, как вы с вашим мужем. Мы все вам просто завидуем».
Поведав эту историю, Онора вздохнула и тихонько проговорила:
— И мне кажется... если наш ребенок родится... в ненависти, он будет некрасивый, а возможно... и уродливый.
У герцога от ее слов перехватило дыхание.
Он протянул руку и накрыл маленькую ручку Оноры своей ладонью.
— Думаю, последние ваши слова совершенно беспочвенны. Но мне кажется, Онора, что нам нужно начать все сначала и узнать друг друга немного получше, прежде чем строить семью.
Он почувствовал, что рука Оноры дрогнула.
— А если... мы никогда не... полюбим друг друга... и вы по-прежнему будете... меня ненавидеть?
— Я ведь уже сказал вам, что не питаю к вам лично никакой ненависти, — объяснил герцог. — Что, если мы постараемся забыть о причине, вызвавшей нашу свадьбу, и сделаем вид, что мы только что познакомились и теперь собираемся узнать друг друга поближе?
Онора робко улыбнулась.
— По-моему... это неплохая идея.
— Очень хорошо. Тогда так и поступим, — обрадовался герцог. — Только вы должны пообещать мне три вещи.
— Какие же?