— Какие же?
— Что больше не будете убегать от меня, что не станете подвергать себя опасности, как это сделали сегодня ночью, и что впредь будете доверять мне и не будете скрывать от меня свои мысли и чувства.
Рука ее замерла, словно эти слова привели Онору в изумление.
— А что, если... узнав их, вы рассердитесь?
— Не вижу причины, по которой это может произойти, — заметил герцог. — Так что давайте рискнем.
Онора улыбнулась уже смелее.
— Если бы я смогла беседовать с вами так, как я прежде беседовала с папой, было бы просто замечательно. С тех пор как он умер... мне было не с кем поговорить... о том, что меня действительно волнует... и я чувствовала себя такой одинокой.
Ее голос прозвучал так трогательно, что герцог ласково сжал ей руку и проговорил:
— Я с нетерпением буду ждать наших задушевных бесед. А сейчас вам пора спать. Спите спокойно и ничего не бойтесь.
— Я... больше не боюсь вас, — проговорила Онора. — По крайней мере... сейчас.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно, и я ощущаю, что и ваши чувства по отношению ко мне изменились.
— Теперь, когда вы заговорили об этом, — подхватил герцог, — мне тоже кажется, что я начинаю вас чувствовать. И знайте, Онора, я всегда приду к вам на помощь в трудную минуту, как сделал это сегодня, и никогда не оставлю вас в беде.
— Вы... правда так поступите? — радостно воскликнула Онора. — Даже если это потребует каких-то затрат?
— Взгляните на меня, Онора! — неожиданно попросил ее герцог.
Онора послушно подняла голову, и герцогу показалось, что никогда прежде он не видел таких глаз — чистых, простодушных и невинных.
— Я хочу, чтобы вы поверили, — тихо сказал он, — когда дело касается нас с вами, деньги не играют никакой роли. Важно лишь одно — чтобы мы оба постарались понять друг друга и сделать нашу совместную жизнь счастливой. Это может быть нелегко, но если мы оба постараемся, если будем доверять друг другу, я уверен, мы сумеем преодолеть все трудности.
Герцог замолчал. Онора по-прежнему не сводила с него глаз, да и ему, признаться, трудно было отвести взгляд в сторону. На секунду мелькнула мысль — а что, если поцеловать ее, как он поступил бы при подобных обстоятельствах с любой другой женщиной. Но герцог тут же от нее отказался — Онора испугается, и тонкая ниточка взаимопонимания, зародившегося между ними, может оборваться.
Улыбнувшись своей знаменитой улыбкой, которую большинство женщин считало неотразимой, герцог поднялся с постели.
— Спокойной ночи, Онора, — проговорил он. — Завтра мы не будем уезжать рано. А если хотите, можем вообще никуда не ехать, а остаться дома. Но учтите, мне не терпится показать вам своих лошадей.
— Мне тоже очень хочется их увидеть! — воскликнула Онора.
Герцог открыл дверь в свою спальню и задул свечи на столике.
— Спокойной ночи, Онора, — сказал он. — Побыстрее засыпайте.
— Постараюсь, — тихо ответила Онора. — И спасибо вам за то, что были так добры ко мне.
Герцог замер у двери и обернулся.
— Так добры... и так хорошо меня поняли, — добавила она.
Не ответив, он вышел, оставив ее в темноте.
Глава 7
Топот копыт участился, и лошади ноздря в ноздрю домчались до конца аллеи.
— Если вы и выиграли, то совсем на чуть-чуть. На какой-то малюсенький носик! — воскликнула Онора, пришпоривая своего коня.
Герцог расхохотался.
— Вы кого хотите оскорбить, меня или мою лошадь?
— Ну что вы, разве я могу обидеть Бойца! — возразила Онора. — У него такой маленький-маленький носик. А вот у герцогов обычно длинные и противные. Так и кажется, что они выражают презрение ко всем на свете.
— С чего это вы взяли? — не на шутку рассердился герцог.
— Да ведь всем известно, какие это самонадеянные, высокомерные, циничные и нудные особы! Значит, и носы у них должны быть соответствующие.
Герцог не выдержал и громко расхохотался.
— А как вы думаете, Онора, разрешается ли этим мерзким особам шлепать своих жен по попке, если те слишком распускают язычок?
— Конечно, если они сумеют их поймать, — улыбнувшись, ответила Онора.
Пришпорив своего коня, она вихрем понеслась по парку в направлении дома. Когда герцог, на секунду замешкавшись, развернулся и бросился за ней вдогонку, она, показав высочайший класс верховой езды, уже успела доехать до ворот сада.
Увидев, что герцог поравнялся с ней, Онора, задыхаясь, проговорила:
— Сдаюсь, сдаюсь! И если хотите, готова признать, что я имела в виду нос Бойца, а не ваш.
— Ну что ж, на сей раз прощаю, — полушутя-полусерьезно заметил герцог. — Но помните, у герцогов есть еще одна отвратительная черта, которую вы забыли назвать. Они очень мстительные.
— Ну к вам-то это не относится, — улыбнулась Онора.
— Почему? — изумился герцог.
— Потому что вы не из тех, кто любит мстить. Я знаю, вы можете разозлиться на кого-то, и очень сильно, но не станете не спать ночей, вынашивая планы мести.
Герцог улыбнулся.
— Откуда вам это известно, Онора? Вы что, чувствуете?
— Конечно, — ответила она. — А как же иначе?
Она улыбнулась, и герцог подумал, что никогда еще ему не доводилось видеть женщину столь прямолинейную, которая живет, наслаждаясь не только каждым прожитым днем, но и каждой его минутой.
Когда они приехали в его охотничий дом в Лестершире, чтобы провести там медовый месяц, герцог очень скоро понял, что Онора совсем не такая, какой он ожидал ее увидеть.
Он и представить себе не мог, что можно смеяться так заразительно и находить забавными вещи, которые на первый взгляд таковыми вовсе не являются. Искренний смех Оноры разительно отличался от деланного смеха светских красавиц, с которыми он привык развлекаться. Те ни на секунду не позволяли себе забыть, что их смех должен звучать, как звон колокольчиков, а Онора смеялась всегда от всей души.
С удивлением герцог обнаружил, что всего лишь четыре дня их медового месяца не шли ни в какое сравнение со всей его прошлой жизнью. Никогда еще жизнь не казалась ему такой прекрасной и удивительной! Никогда еще он так весело и помногу не смеялся, как с Онорой. Каждая их беседа была преисполнена какого-то нового смысла. В общем, с Онорой жизнь била ключом.
Каждое утро герцог просыпался с радостной мыслью, что сегодня ему предстоит показать Оноре еще один, оставшийся доселе неизведанным, уголок поместья, обсудить, на каких лошадях они будут кататься, и отвечать на ее бесчисленные вопросы на темы, которые он еще никогда и ни с кем не обсуждал.