Более того, Онора научила его обращать внимание на деревья, холмы, пруды и восхищаться им.
Она прожила во Флоренции два года и только теперь переживала возвращение на родину.
— Взгляните только на эти зеленые поля! — совершенно неожиданно восклицала она. — Может ли быть на свете что-либо прекраснее? Как бы я хотела уметь рисовать, чтобы запечатлеть всю эту красоту на холсте!
— Вы можете выразить ее в музыке, — заметил герцог.
— Иногда мне становится интересно, что важнее, слышать или видеть, — задумчиво произнесла Онора. — Если бы у вас был выбор, что бы вы предпочли, оглохнуть или ослепнуть?
На такие вопросы герцогу не доводилось отвечать еще ни разу в жизни. Он старался выполнить их уговор быть друг с другом предельно искренними, но вопросы Оноры частенько ставили его в тупик, и ему приходилось подолгу размышлять, прежде чем ей ответить.
Сейчас они скакали бок о бок к воротам в сад в глубине которого располагался дом герцога.
— Такого счастливого дня у меня еще не было ни разу в жизни! — воскликнула Онора.
От герцога не укрылись восторженные нотки, прозвучавшие в ее голосе.
— Мне он тоже доставил истинное наслаждение, — тихо заметил он.
Сегодня они встали рано и сразу после завтрака отправились в один из отдаленных уголков поместья. Там находилась ферма, которую герцогу хотелось осмотреть.
Обратно они ехали вдоль ручья через луг, сплошь усеянный желтыми лютиками, пока не добрались до ослепительно-белого под черной крышей постоялого двора, стоящего на окраине деревни.
Они пообедали, а потом сидели на солнышке, потягивая домашний сидр. Герцог предупредил Онору о коварных свойствах этого напитка — опьянение всегда наступает незаметно.
— Ну ничего, — добавил он. — Если вы вдруг свалитесь с лошади, я довезу вас на своей.
— Позору тогда не оберешься, — подхватила Онора. — Разве настоящие герцогини могут себе позволить напиться?
— Конечно, нет! — воскликнул герцог, и Онора расхохоталась: так серьезно отреагировал он на ее шутливый вопрос.
Она бросила на мужа лукавый взгляд из-под ресниц.
— Вы боитесь, что я способна вас скомпрометировать? — не подумав, спросила она и осеклась.
Ей вспомнилось, как ее схватили на улице и отвезли к Кейт. Герцог, видимо, испугался тогда, что все станут болтать о похищении герцогини или что лорд Рокстон мог ее видеть с этими людьми.
Герцог, догадавшись, о чем она думает, поспешил ее успокоить:
— Все это давно прошло и быльем поросло. А на ваш вопрос отвечаю, что теперь, когда мы с вами познакомились поближе, уверен, из вас выйдет образцовая герцогиня.
Онора вздохнула.
— Мне не составило бы никакого труда ею стать, если бы была жива мама, да и папа следил бы за мной, чтобы я не наделала никаких ошибок.
— Теперь это буду делать я, — пообещал герцог.
— Но когда мы... вернемся в Лондон, вам очень скоро может наскучить жена, которая постоянно задает... вопросы.
Герцогу показалось, что Онору эта проблема волнует уже давно, и он поспешил ее успокоить:
— Поверьте, ваши вопросы доставляют мне огромное удовольствие. Единственное, что меня беспокоит, это что я не смогу ответить на все.
— Ну что вы! — возразила Онора. — Не думаю, что это доставит вам какие-то трудности. А еще мне очень хотелось вам сказать... Я очень рада, что у меня теперь будет своя личная библиотека.
Герцог рассмеялся.
— Что ж, если вдуматься, то более щедрого комплимента я еще никогда не получал, — заметил он.
— А я-то была уверена, что вы их столько получали, что вас уже ничем не удивить.
— Что-то никак я не пойму, Онора, вы меня дразните или подкалываете?
Онора, рассмеявшись своим звонким смехом, который так нравился герцогу, ответила:
— Ну что вы! Дразнить такую важную особу, как вы, у меня и в мыслях не было, а уж подкалывать вас я бы никогда не осмелилась.
Ответ герцога оказался для Оноры неожиданным:
— Когда вы молчите, Онора, то похожи на крохотного ангелочка, но когда вступаете в разговор, у вас на щеках появляются озорные ямочки, а в глазах выражение, которое не встретишь у святых.
— Если вы пытаетесь втолковать мне, что я похожа на дьяволенка, я расценю ваши слова как оскорбление, — заметила Онора. — Хотя, по-моему, лучше быть похожей на дьявола, чем на какого-то чуть не лопающегося от чувства собственного достоинства ангела из компании тех, что вечно сидят вокруг синего моря и играют на арфе.
— Так я и думал, что это сравнение придет вам в голову, — поспешно проговорил герцог. — Ведь у вас такая музыкальная натура.
Онора расхохоталась.
— На все-то у вас найдется ответ. Поэтому с вами так весело разговаривать. Впрочем, не сомневаюсь, что до меня вам об этом говорили многие прекрасные дамы.
Герцогу хотелось сказать, что, хоть он и был знаком со многими, как она выразилась, прекрасными дамами, занимался он с ними отнюдь не веселыми разговорами. Это удовольствие он смог позволить себе только с Онорой.
Они тронулись в обратный путь. Вскоре вдали показалась знакомая усадьба. Около нее уже суетились конюхи, выбежавшие навстречу хозяевам, чтобы взять под уздцы их лошадей.
— Поскольку мы встали рано и вы, без сомнения, устали, советую вам отдохнуть перед ужином, а я тем временем попробую отшлифовать свой жалкий умишко, чтобы потом встретиться с вами во всеоружии.
— Так нечестно! — воскликнула Онора. — Вы хотите поработать над собой, а мне, бедной, несчастной, малообразованной девушке, не даете такой возможности!
— Не очень точные характеристики, — намеренно сухо заметил герцог. — К ужину я вам придумаю что-нибудь получше.
Онора улыбнулась, отчего на щеке у нее тут же появилась очаровательная ямочка, и ангельским голоском проговорила:
— А я, в свою очередь, не сомкну глаз. Все буду лежать и думать, как бы получше развлечь моего господина и повелителя.
Герцог ответить не успел — в этот момент конюхи бросились к лошадям, и он, спешившись, помог жене выбраться из седла. Подхватив ее, чтобы поставить на землю, герцог в очередной раз подумал, какая она легкая. Но при всей своей хрупкости Онора, словно играючи, неоднократно укрощала самую норовистую лошадь, приводя мужа в восхищение.