Они поднялись рядышком по ступенькам, и, когда уже дошли до входной двери, Онора сказала:
— Еще раз большое спасибо за чудесный день.
Она взглянула на герцога, и ему пришло в голову, что глаза ее вобрали в себя весь солнечный свет этого дня и что счастливее женщины он никогда не видел.
Когда они вошли в дом, Онора стала подниматься по лестнице, а герцог, отдав шляпу, перчатки и кнут лакею, прошел в библиотеку.
Это была уютная комната, вдоль стен которой располагались книжные шкафы, а между ними кое-где висели великолепные рисунки лошадей, выполненные рукой Стаббса.
Как он и ожидал, на столе уже лежало изрядное количество писем — видимо, почта поступила утром после того, как они с Онорой уехали. На стуле у камина аккуратной стопкой были сложены газеты.
Герцог взглянул на письма и, так как ничего интересного он в них обнаружить не надеялся, решил заняться ими позже.
Он взял газету, отметив про себя, что в последние несколько дней ни политические, ни великосветские новости его уже не привлекали так, как прежде. В это время открылась дверь, и дворецкий, возникший на пороге, доложил ему:
— Графиня Лэнгстоун, ваше сиятельство!
На мгновение герцог словно окаменел. Потом положил газету и обернулся.
В розовом шелковом платье и мантилье в тон ему, как всегда, сногсшибательная, в комнату вплыла Элин Лэнгстоун.
Как только за дворецким закрылась дверь, она, протянув руки, устремилась к герцогу.
— Ульрих, дорогой, я просто должна была тебя увидеть! — проворковала она нежным голоском, который всегда позволяла себе с ним наедине.
Герцог, проигнорировав протянутые руки, сухо спросил ее:
— Как ты здесь очутилась, Элин?
— Я еду к Стиллингтонам, — ответила графиня, — и поскольку проезжала мимо, то решила воспользоваться возможностью, чтобы сказать тебе, дорогой, как я по тебе соскучилась.
На самом же деле ей пришлось проехать по крайней мере лишних пятнадцать миль, и герцогу это было отлично известно. Холодно глядя на нее, чего графиня, впрочем, не заметила, он проговорил:
— По-моему, Элин, тебе не следовало поступать так неосмотрительно. Если кому-то станет известно, что ты сюда приезжала, разговоров, как ты понимаешь, не оберешься.
Графиня беззаботно пожала плечами:
— Если вдруг кто-то и узнает об этом, что маловероятно, я объясню, что привозила тебе свадебные подарки от неких важных особ, которые ты и в самом деле найдешь в холле. А Джордж приедет к Стиллингтонам только завтра.
— У меня медовый месяц, Элин, — напомнил герцог, — и я считаю, что ты совершила большую ошибку, заехав сюда.
— Да будет тебе, дорогой, ворчать! — ласково упрекнула его Элин, придвигаясь к нему чуть ближе. — Я здесь и жду не дождусь, когда ты скажешь, что рад меня видеть и все еще любишь меня.
Она запрокинула голову, томно глядя герцогу в глаза и ожидая, что он коснется губами ее губ.
Герцог, однако, не пошевелился, продолжая смотреть на графиню с тем же непонятным ей выражением на лице. Откуда ей было знать, что в этот момент он внезапно понял, что его, как это ни парадоксально, больше не влечет к Элин Лэнгстоун.
У герцога было множество любовных интрижек, которые медленно, но неизбежно заканчивались. Но никогда еще печальный конец не наступал так внезапно, как это произошло сейчас. Можно сказать — упал занавес и представление окончилось.
Совсем недавно графиня способна была вызвать в нем непреодолимое желание. Герцог даже считал, что красивее любовницы у него еще не было. Ему даже не верилось, что сейчас он испытывает к ней лишь одно чувство: раздражение.
Он был взбешен тем, что она осмелилась приехать за город и ворваться к нему в первые же дни его медового месяца. Ведь если об этом узнают, всем станет ясно, зачем он женился на Оноре.
Элин, однако, и не догадывалась о его переживаниях и, наивно полагая, что знает, как вернуть своему любовнику хорошее расположение духа, положила руку ему на плечо и, запрокинув голову, одарила его томным взглядом.
Раньше эта уловка действовала безотказно. Стоило герцогу увидеть глаза, полные огня, слегка приоткрытые алые губки, как его охватывало страстное желание, какого он не испытывал ни к одной женщине.
Но сейчас, глядя на графиню, герцог не испытывал былых чувств, зато осознал свое намерение — выпроводить ее из дома, пока Онора не узнала о ее приезде. Ему живо припомнилось, что она поставила бедную девушку перед ужасным выбором — либо замужество, либо монастырь. Он и представить себе не мог, что женщина способна на такую жестокость, особенно та, которая что-то значила в его жизни.
До сих пор в ушах у него звучал вопрос, который Онора задала ему совсем недавно: «А тетя хорошая или плохая женщина?» Теперь-то он со всей уверенностью мог ей ответить, что тетя ее человек мерзкий и отвратительный. Впрочем, он это и раньше понимал умом, а теперь понял и сердцем.
Отступив на шаг, герцог произнес ледяным тоном, который, когда он этого желал, действовал на собеседника как ушат холодной воды:
— Полагаю, ты очень спешишь, Элин, посему не приглашаю тебя остаться с нами отужинать.
Графиня уставилась на герцога в полном недоумении, ее руки все еще были протянуты к нему, так как она не ожидала, что он внезапно отпрянет от нее.
— Следует ли понимать, Ульрих, что твои чувства ко мне переменились? — наконец недоверчиво спросила она.
— К чему обсуждать прошлое, моя дорогая Элин? — бросил герцог. — Ты прекрасно знаешь, я теперь человек женатый, и было бы крупной ошибкой портить дружеские отношения между мной и родственниками моей жены.
— Да о чем ты говоришь?! — голос Элин поднялся до визга. — Тебя что, околдовали? Что могло случиться за какие-то несколько дней, чтобы ты забыл о чувствах, которые мы испытывали, и о счастье, которое друг другу дарили?
— Помнится, я уже благодарил тебя за это, как ты его называешь, «счастье», — медленно проговорил герцог. — А теперь, Элин, позволь проводить тебя к карете. До Стиллингтонов еще долгий путь.
Обойдя ее, герцог направился к двери.
Некоторое время графиня стояла, застыв словно каменное изваяние, потом, опомнившись, протянула руку и умоляющим голосом позвала:
— Ульрих! Ульрих!