Зик: Да, именно так. В любой момент ему может что-то понадобиться. Или осознает, что его мама вернется поздно.
Вайолет: Думаю, я могла бы зайти проверить тебя.
Вайолет: Но только на несколько минут, это твое шоу. Я просто хочу убедиться, что ты не сожжешь свой дом вместе с ним.
Зик: Отлично. Как насчет пятидесяти баксов?
Вайолет: Я только что закатила глаза. Тебе не нужно платить, чтобы я зашла. Просто скажи мне свой адрес.
Зик: 2110 Даунер
Вайолет: Надеваю пальто. Увидимся через пять минут.
Вайолет снимает пальто, вешает его на спинку стула у двери и взбивает свои белокурые волосы. Как бы я ни старался не замечать ее фигуру, мои глаза ничего не могут с собой поделать: черные леггинсы, черная футболка, черные кроссовки.
Она стройная и миниатюрная, кулаки уперты в бедра.
— И где этот маленький парень?
Мои губы приоткрываются, и я хочу пошутить о маленьком парне, который у меня в штанах, но не хочу быть оскорбительным после всей этой истории с сиськами в батутном парке. Кроме того, мой сосед Оз — пошляк, а не я, и последнее, чего я хочу, это чтобы она ушла.
— Там. — Я указываю на гостиную. — Маленький засранец в отключке. Я не знал, что с ним делать.
— О, бедный малыш. Потребовалось всего восемь минут, чтобы добраться сюда! — Ее карие глаза сужаются. — Ты ведь не дал ему пива? — тихо шутит она, на цыпочках подходя к дивану.
Вайолет смотрит на Кайла, согнувшись в талии, ласково смотрит на громко храпящего Кайла, потом поднимает глаза на меня.
— Прости, что я сказала про пиво. Это была шутка.
— Я придурок, а не идиот, я понял шутку. Ты очень смешная. — Я засовываю руку в карман и застываю на ковре. — Ну и что? Оставить его здесь или как?
Вайолет оглядывается, закусив нижнюю губу. Ее глаза загораются.
— Почему бы нам не перенести его в твою спальню? Тогда он сможет нормально поспать. Не думаю, что ты хочешь, чтобы он проснулся, когда твои соседи придут домой. У него завтра занятия.
Хорошая идея.
— Ладно, хорошо. Я отнесу его в постель.
Это я могу сделать.
Я иду к дивану, обдумывая план, как его взять.
Сгибаю колени, подхватываю обмякшее, безжизненное тельце Кайла, поддерживаю его на руках. Я тягаю гантели больше, чем весит этот ребенок.
Вайолет огибает меня, молча спрашивая, какая комната моя, и я киваю головой на дверь в конце коридора справа.
— Вот эта, — говорю я одними губами.
Вайолет пробирается мимо, поворачивает ручку двери в мою комнату и тихонько толкает ее. Стоит на пороге, оглядывается.
Я застелил постель сегодня утром, поэтому она бросается вперед, стягивает черное покрывало, стаскивая достаточно низко, чтобы я смог уложить полностью одетого Кайла.
Мы стоим рядом и смотрим на него.
— Его ботинки, — говорит Вайолет, указывая на потертые теннисные туфли, пристегнутые к ногам парня. Затем она машет, что я должен их снять.
Я послушно опускаюсь на колени в изножье кровати, развязываю одну рваную теннисную туфлю, потом другую. Держа их на ладони своей массивной руки, я разглядываю их: серо-черные с красными шнурками, резина на подошве отслаивается от пластиковой основы. Шнурки порвались в нескольких местах, но были завязаны, а не заменены.
Пальцы обеих ног ободраны в дерьмо.
Его мама права, ребенку нужна новая обувь; это ужасно, у них нет никакой хорошей поддержки. Я не обращаю на них внимания и осторожно кладу под подоконник, чтобы Кайл не споткнулся, если проснется и встанет с постели.
За моей спиной Вайолет зажигает настольную лампу, ее зачарованные глаза блуждают по комнате. Она медленно идет к книжной полке, просматривая стопки романов о Великой депрессии и Американской истории. Моя коллекция фигурок «Игры престолов» и штурмовиков «Звездных воин». Кубик Рубик, который я иногда решаю в перерывах между занятиями. Винтажные модели Firebird и Mustang, которые я собрал прошлой зимой, когда все остальные отправились домой, чтобы повидаться с семьями на каникулах – они заняли у меня целый месяц. Я красил каждую деталь вручную, самостоятельно собирая каждую крошечную деталь.
Боже, какая это была заноза в заднице.
Вайолет оглядывается на меня через плечо, и на ее губах появляется загадочная улыбка, когда она проводит указательным пальцем по полке.
Я внутренне стону; Боже, все дерьмо на моей полке делает меня похожим на проклятого ботаника.
Она прекращает беглый осмотр, когда доходит до одной фотографии, фотографии, на которой я с родителями, снятой, когда мне было около шести, как раз тогда, когда их бизнес взорвался.
Мы стоим перед гаражом дома из красного кирпича, в котором мы тогда жили, который арендовали мои родители, и я держу руль нового велосипеда.
Это был мой первый велосипед, и я помню, как умолял маму сделать снимок. Несколько лет назад я откопал его в доме бабушки и дедушки и украл вместе с рамкой.
Не знаю почему.
Так глупо.
Вайолет наклоняется, чтобы лучше видеть, заложив руки за спину. Она хочет взять её в руки, чтобы изучить, я могу сказать это по тому, как ее пальцы тянутся вперед, а затем быстро отстраняются.
Закончив вынюхивать, она подносит указательный палец к губам и жестом приглашает меня следовать за ней.
— Тссс. — В уголках ее глаз появляются морщинки.
Я закрываю за нами дверь, оставляя ее слегка приоткрытой на случай, если ребенок проснется и испугается.
— Его мама сказала, как долго ей нужно работать? — шепчет Вайолет, хотя нам не грозит опасность разбудить Кайла.
— Нет. Она не сказала мне, черт, она была в панике и повесила трубку, прежде чем я смог задать какие-либо вопросы.
Вайолет кивает.
— Бедняжка.
— Знаю. С чего она взяла, что я буду возиться с ним всю ночь? Я понятия не имею, что делать, и все, что я хотел сделать сегодня вечером, это читать и спать. Я чертовски устал.
Я тащусь за ее звонким смехом на кухню.
— Когда я говорила «бедняжка», я имела в виду не тебя, а его. Бедняжку, тасуют вокруг. Это не весело.
О. Ей жалко паренька, но не меня?
Показательно.
С другой стороны, зачем это ей? Вайолет даже не подозревает, что за последние три недели я сделал больше нехарактерного дерьма, чем за всю мою проклятую жизнь.
Добровольчество. Тусовки с детьми. Позволять ей запугивать меня, чтобы я больше ходил на свидания.
Обращение за помощью, как я сделал сегодня вечером.
— Хочешь чего-нибудь выпить? Воды или еще что-нибудь?
Господи, что я делаю? Я не хочу, чтобы она оставалась, я хочу, чтобы она ушла.
Давайте продолжим и добавим это к растущему списку дерьма, которого я обычно не делаю: пригласить цыпочку и дать ей почувствовать себя желанной, предложив выпить. Я знаю женщин, они хуже, чем грязные бездомные кошки. Вы даете им попробовать что-то один раз, и они продолжают возвращаться.
Я люблю уединение, я хочу уединения.
Я хочу, чтобы Кайл ушел.
Я хочу в свою постель и быть в ней один.
— Кайл мирно спит. У меня нет причин оставаться. Ты уверен, что не хочешь, чтобы я ушла?
— Только если ты хочешь, спешить некуда.
— Где твои соседи по комнате?
— Не знаю. Возможно, с Джеймсон. — Мысленно стону.
— Кто такой Джеймсон?
— Девушка-ботан, с которой встречается мой сосед по комнате. — Потом я слышу, как добавляю: — Если ты не хочешь воды, я могу сделать тебе горячий шоколад или еще что-нибудь. На улице чертовски холодно.
Заткнись, Зик. Черт возьми, заткнись.
Вайолет застенчиво улыбается, запинаясь:
— К-конечно, я бы не отказалась от горячего какао. Звучит уютно и вкусно.
Уютно.
У меня дома девушка, которая говорит всякое дерьмо, типа уютно.
Замечательно.
Она задерживается в дверях кухни, пока я открываю шкафчик за шкафчиком в поисках смеси для горячего шоколада. Дерьмо, у нас вообще это есть? Я уверен, что видел, как Джеймсон пьет его время от времени, особенно когда на улице холодно, потому что ей всегда чертовски холодно. Я уверен, что у нее где-то здесь есть это дурацкое растворимое шоколадное дерьмо от Williams Sonoma (интернет–магазин крупного одноименного производителя кулинарных приспособлений и кухонной техники, который располагается в Соединенных Штатах), а не из продуктового магазина, в котором покупают нормальные люди.
Хорошее, модное дерьмо.
Я рывком открываю нижние шкафы, потом верхние. Ящики над холодильником и микроволновой печью, не задаваясь вопросом, почему я так чертовски стремлюсь найти его.