Ее глаза блестят за чашкой.
— Ну, спасибо тебе.
— Спасибо, что пришла спасти меня.
Она опускает взгляд на стол.
— Вряд ли тебя нужно спасать, Зик.
— Ты удивишься, — мой смех выходит невеселым.
Вайолет ерзает на стуле.
— Держу пари, ты полон сюрпризов.
Я переминаюсь с ноги на ногу.
— Ты заигрываешь со мной?
Она избавлена от ответа, когда входная дверь распахивается, а затем хор громких голосов заполняет прихожую дома, сигнализируя о возвращении двух соседей по комнате и одной Джеймсон Кларк.
Оз, Эллиот и Джеймс истерически смеются.
Эллиот задыхается от того, что только что сказал Оз, возможно, что-то пошлое.
Я отклоняюсь вправо, выглядывая из кухни и смотрю на Джеймс, отряхивающую рукава. Сняв шапку и варежки, она сует их в карманы. Снимает пуховик и вешает его на крючок у двери.
Эта цыпочка всегда мерзнет; я точно знаю, что это она включила термостат, вместо того чтобы добавить еще одеял в постель своего парня, как будто шестьдесят пять градусов недостаточно тепло.
— ... а потом он поднимает глаза от земли, и эта девушка просто смотрит на него. И я кричу: «Эй, Гандерсон!...»
Хриплый голос Себастьяна Осборна резко обрывается, когда они сворачивают за угол и вся троица вваливается в кухню.
Три пары круглых глаз, широко раскрытых от шока.
— Срань господня, – смеется Оз. — Мы в правильном доме?
Не каждый день я привожу домой девушку, но когда я это делаю, то не для того, чтобы сидеть и болтать, а чтобы трахаться. Кроме того, обычно это не милая, наивная девушка, полностью одетая и потягивающая горячий шоколад.
У Вайолет шоколад и зефир на верхней губе.
Ее светлые волосы, розовые щеки и бледная кожа – само совершенство.
Она ставит кружку на стол, проводит рукой по шелковистым волосам, нервно приглаживая непослушные пряди, и встает.
— Привет. Вы должны быть соседи по комнате Зика?
— К сожалению, — бормочу я себе под нос.
— Да. Привет! — Джеймсон протискивается сквозь толпу, черные блестящие туфли стучат по деревянному полу. Она разматывает серый шарф и протягивает руку. — Меня зовут Джеймсон. Вообще-то я здесь не живу, я девушка Оза.
Она бросает ему через плечо большой палец.
— Меня зовут Вайолет. — Она сильно покраснела.
— Ты работаешь в библиотеке, да? — Спрашивает Джеймс с вежливым интересом, глаза сияют, дерьмовая ухмылка становится шире. Она направляет несколько улыбок в мою сторону, сияя от волнения по поводу этого нового события, шестеренки вращаются в ее дьявольском девичьем мозгу.
Дерьмо. Мне не нужно, чтобы кто-то неправильно понял, что здесь происходит, и меньше всего Джеймсон, которая, похоже, не может не лезть не в свое дело.
— Да, в абонементном отделе. — Вайолет прочищает горло. — Ну, я-я вообще-то занимаюсь всякой всячиной. — Она нервно смеется. — Я-я репетитор, я раскладываю книги по полкам, нянчусь…
— Ты няня Зика? — Из-за спины своей подружки доносится голос Оза. Он похлопывает ее по руке. — Я так и знал. Это объясняет ее присутствие. Говорил же, ему нужна няня.
— Заткнись, Оззи, — рычу я. — Она не это имела в виду.
Мой сосед закатывает глаза.
— Как, черт возьми, ты его терпишь? Ты святая, да? — Спрашивает Оз, проталкиваясь вперед, чтобы быть в центре всего этого дерьмового разговора. — Меня зовут Оз, а этого красавчика Эллиот.
Эллиот застенчиво машет рукой, поправляет косматую каштановую челку и поправляет очки.
— Привет.
— Так что вы двое делаете? — хочет знать Оз. — Устраиваете чаепитие?
— Уходим! — Выпаливаю я. — Вайолет как раз собиралась уходить.
Не знаю, почему я это говорю, не знаю, почему я это говорю с такой настойчивостью в голосе, но слова вылетают прежде, чем я успеваю их сдержать или стереть обиженное выражение с лица Вайолет.
Становится так тихо, что можно услышать, как летит муха.
Весь чертов дом молчит.
Я бы рискнул взглянуть на нее из-под козырька бейсболки, но не хочу видеть, что написано на ее лице. Смущение. Унижение. Стыд.
Весь гребаный набор.
Все еще держа в руке тяжелую кружку, она тихо ставит ее на стол. Стоит прямо, как шомпол. С фальшивой улыбкой.
— Я-я как раз с-собиралась уходить. — Вытирает руки о штаны. — Было п-приятно познакомиться.
Господи, заикание — моя чертова вина.
— Тебе не обязательно уходить! — начинает Джеймсон со своим особым видом нытья, когда Вайолет неуклюже проходит мимо, задевая рукавом мою руку. — Не слушай Зика, он ворчливый старый медведь.
Тем не менее они пропускают Вайолет.
— Дерьмо. Подожди секунду! — Я следую за ней до самой гостиной, подняв руки ладонями вверх и умоляя. — Что мне делать с Кайлом?
Она засовывает свои маленькие ножки в черные Чак Тейлоры, подставляя мне спину.
— Он спит, Зик. Все будет хорошо.
Все чувствуют себя неловко, предоставляя нам больше пространства, и я ожидаю, что один из них скажет что-то странное. Вместо этого они все выглядят разочарованными.
Ну, они скоро станут еще более чертовски отвратительными, потому что у меня нет никакого романтического интереса к Вайолет. Неужели они всерьез думают, что я трахну такую цыпочку и позволю ей слоняться по дому? У нее в центре ее проклятого лба отпечатано долгосрочные обязательства.
Мой вкус в женщинах прост: секс на одну ночь. Не те, кого приводят домой к родителям.
Женщины с темными волосами.
Голубыми глазами.
Доступные.
Дверь открывается, и Вайолет спускается на крыльцо, пар от её дыхания устремляется в темноту. Я спешу включить свет – не хочу, чтобы она споткнулась и убилась о камень или что-то еще.
— Эй, спасибо, что пришла так быстро.
Я открываю дверь ногой, опираясь на косяк.
Она поднимает ладонь в знак согласия, но продолжает идти по тротуару. Старый коричневый седан, которому, должно быть, не меньше десяти лет, припаркован у обочины, и я слышу, как звенят в темноте ее ключи.
Джеймсон хватает с крючка куртку Вайолет, проходит мимо меня и толкает локтем мне в живот, прежде чем погнаться за ней в темный двор.
— Иии... — Оз с трудом сдерживается, чтобы не вмешаться. — Что, черт возьми, все это значит и кто такой Кайл?
Эллиот покинул комнату.
— Кайл ребенок, за которым я наблюдаю. Он спит в моей спальне. — Оз открывает рот, чтобы что-то сказать, но я резко останавливаю его: — Не спрашивай.
— Но…
— Да заткнись ты наконец, Оз!
Отчасти это его вина.
— Ты же знаешь, я не могу этого сделать. — Он идет на кухню, берет горячий шоколад Вайолет и отхлебывает из кружки. — Вау, это хорошо. Заставляет меня чувствовать, что я весь таю внутри.
Господи, только не это.
В одной руке он держит кружку, а другой опирается на стойку. Снова поднимает кружку и, прищурившись, рассматривает ее.
— Ты же не думаешь, что у девочки есть какие-либо заболевания, передающиеся половым путем? До того, как я попробую это какао?
Он прекрасно знает, как ее зовут, и прекрасно знает, что у нее нет венерических заболеваний.
Я практически рычу.
— Ты, блядь, серьезно?
Он отхлебывает из чашки.
— Как сердечный приступ. – Громко выдыхает: — Аааа, это дерьмо хорошо. Дорого, но хорошо.
— У нее нет никаких венерических заболеваний, почему ты так говоришь? И ее зовут Вайолет.
Он выгибает бровь.
— Я просто обращаюсь с ней, как со всеми остальными случайностями, которых ты приводишь домой. Не стоит так нервничать из-за ерунды. Это справедливый вопрос.
Нет, это не так, и он это знает. И он знает, что она совсем не похожа на случайных цыпочек, которых я иногда привожу домой. Ничем.
— Она не такая ... если ты не понял.
Снова прихлебывание.
— У меня не было возможности сделать справедливую оценку, ты буквально вытолкал ее за дверь на холод через десять секунд после того, как мы вернулись домой. — Снова прихлебывание. — Держу пари, она сейчас рыдает.
— Пожалуйста, я очень сомневаюсь в этом.
— Чувак, она заикалась. Что, черт возьми, ты с ней делал? Она была вне себя.
Что, черт возьми, я с ней делал? Вместо того, чтобы защищаться перед Себастьяном Осборном, я закатываю глаза.
— Она всегда заикается.
Его глаза становятся огромными.
— Что значит всегда заикается? — Он понижает голос до шепота. — Она что, глухая?
— Нет, придурок, она не глухая! Господи Иисусе, что это за вопрос? Не будь мудаком.
Его руки поднимаются в жесте капитуляции.
— Эй, я просто спросил. Я имею в виду, ты не можешь просто сказать, что кто-то заикается, и не ожидать, что за этим не последует множество вопросов.